ну зоопрувьте поню!!!ну у мя день рожденья!!!...ну пажалуста!!!
мне на выпивку нехватаэ!!!...
сделайте радость больному человеку!!!*хны-хны*
НУ ПАЖАЛАСТА!!!!
Unwaiter:
>ДраконоВолкоXZKЪто + [spam] -
>xx.xxx.xx.xxx/xx.xxx.xx.xxx а пошло оно все!...надоел этот ваш дебилизм!..прости за все и прощайте!!!я покидаю свалочку...скукота...
Не бросай нас! Я дажэ твою поню зоопрувлю вопреки всему!
Свинодемон, ,
[0][1][2][3][4][5][6][7][8][9][10][11][12][13][14][15][16][17][18][19][20][21][22][23][24][25][26][27][28][29][30][31][32][33][34][35][36][37][38][39][40][41][42][43][44][45][46][47][48][49][50][51][52][53][54][55][56][57][58][59][60][61][62][63][64][65][66][67][68][69][70][71][72][73][74][75][76][77][78][79][80][81][82][83][84][85][86][87][88][89][90][91][92][93][94][95][96][97][98][99][100][101][102][103][104][105][106][107][108][109][110][111][112][113][114][115][116][117][118][119][120][121][122][123][124][125][126][127][128][129][130][131][132][133][134][135][136][137][138][139][140][141][142][143][144][145][146][147][148][149][150][151][152][153][154][155][156][157][158][159][160][161][162][163][164][165][166][167][168][169][170][171][172][173][174][175][176][177][178][179][180][181][182][183][184][185][186][187][188][189][190][191][192][193][194][195][196][197][198][199][200][201][202][203][204][205][206][207][208][209][210][211][212][213][214][215][216][217][218][219][220][221][222][223][224][225][226][227][228][229][230][231][232][233][234][235][236][237][238][239][240][241][242][243][244][245][246][247][248][249][250][251][252][253][254][255][256][257][258][259][260][261][262][263][264][265][266][267][268][269][270][271][272][273][274][275][276][277][278][279][280][281][282][283][284][285][286][287][288][289][290][291][292][293][294][295][296][297][298][299][300][301][302][303][304][305][306][307][308][309][310][311][312][313][314][315][316][317][318][319][320][321][322][323][324][325][326][327][328][329][330][331][332][333][334][335][336][337][338][339][340][341][342][343][344][345][346][347][348][349][350][351][352][353][354][355][356][357][358][359][360][361][362][363][364][365][366][367][368][369][370][371][372][373][374][375][376][377][378][379][380][381][382][383][384][385][386][387][388][389][390][391][392][393][394][395][396][397][398][399][400][401][402][403][404][405][406][407][408][409][410][411][412][413][414][415][416][417][418][419][420][421][422][423][424][425][426][427][428][429][430][431][432][433][434][435][436][437][438][439][440][441][442][443][444][445][446][447][448][449][450][451][452][453][454][455][456][457][458][459][460][461][462][463][464][465][466][467][468][469][470][471][472][473][474][475][476][477][478][479][480][481][482][483][484][485][486][487][488][489][490][491][492][493][494][495][496][497][498][499][500][501][502][503][504][505][506][507][508][509][510][511][512][513][514][515][516][517][518][519][520][521][522][523][524][525][526][527][528][529][530][531][532][533][534][535][536][537][538][539][540][541][542][543][544][545][546][547][548][549][550][551][552][553][554][555][556][557][558][559][560][561][562][563][564][565][566][567][568][569][570][571][572][573][574][575][576][577][578][579][580][581][582][583][584][585][586][587][588][589][590][591][592][593][594][595][596][597][598][599][600][601][602][603][604][605][606][607][608][609][610][611][612][613][614][615][616][617][618][619][620][621][622][623][624][625][626][627][628][629][630][631][632][633][634][635][636][637][638][639][640][641][642][643][644][645][646][647][648][649][650][651][652][653][654][655][656][657][658][659][660][661][662][663][664][665][666][667][668][669][670][671][672][673][674][675][676][677][678][679][680][681][682][683][684][685][686][687][688][689][690][691][692][693][694][695][696][697][698][699][700][701][702][703][704][705][706][707][708][709][710][711][712][713][714][715][716][717][718][719][720][721][722][723][724][725][726][727][728][729][730][731][732][733][734][735][736][737][738][739][740][741][742][743][744][745][746][747][748][749][750][751][752][753][754][755][756][757][758][759][760][761][762][763][764][765][766][767][768][769][770][771][772][773][774][775][776][777][778][779][780][781][782][783][784][785][786][787][788][789][790][791][792][793][794][795][796][797][798][799][800][801][802][803][804][805][806][807][808][809][810][811][812][813][814][815][816][817][818][819][820][821][822][823][824][825][826][827][828][829][830][831][832][833][834][835][836][837][838][839][840][841][842][843][844][845][846][847][848][849][850][851][852][853][854][855][856][857][858][859][860][861][862][863][864][865][866][867][868][869][870][871][872][873][874][875][876][877][878][879][880][881][882][883][884][885][886][887][888][889][890][891][892][893][894][895][896][897][898][899][900][901][902][903][904][905][906][907][908][909][910][911][912][913][914][915][916][917][918][919][920][921][922][923][924][925][926][927][928][929][930][931][932][933][934][935][936][937][938][939][940][941][942][943][944][945][946][947][948][949][950][951][952][953][954][955][956][957][958][959][960][961][962][963][964][965][966][967][968][969][970][971][972][973][974][975][976][977][978][979][980][981][982][983][984][985][986][987][988][989][990][991][992][993][994][995][996][997][998][999][1000][1001][1002][1003][1004][1005][1006][1007][1008][1009][1010][1011][1012][1013][1014][1015][1016][1017][1018][1019][1020][1021][1022][1023][1024][1025][1026][1027][1028][1029][1030][1031][1032][1033][1034][1035][1036][1037][1038][1039][1040][1041][1042][1043][1044][1045][1046][1047][1048][1049][1050][1051][1052][1053][1054][1055][1056][1057][1058][1059][1060][1061][1062][1063][1064][1065][1066][1067][1068][1069][1070][1071][1072][1073][1074][1075][1076][1077][1078][1079][1080][1081][1082][1083][1084][1085][1086][1087][1088][1089][1090][1091][1092][1093][1094][1095][1096][1097][1098][1099][1100][1101][1102][1103][1104][1105][1106][1107][1108][1109][1110][1111][1112][1113][1114][1115][1116][1117][1118][1119][1120][1121][1122][1123][1124][1125][1126][1127][1128][1129][1130][1131][1132][1133][1134][1135][1136][1137][1138][1139][1140][1141][1142][1143][1144][1145][1146][1147][1148][1149][1150][1151][1152][1153][1154][1155][1156][1157][1158][1159][1160][1161][1162][1163][1164][1165][1166][1167][1168][1169][1170][1171][1172][1173][1174][1175][1176][1177][1178][1179][1180][1181][1182][1183][1184][1185][1186][1187][1188][1189][1190][1191][1192][1193][1194][1195][1196][1197][1198][1199][1200][1201][1202][1203][1204][1205][1206][1207][1208][1209][1210][1211][1212][1213][1214][1215][1216][1217][1218][1219][1220][1221][1222][1223][1224][1225][1226][1227][1228][1229][1230][1231][1232][1233][1234][1235][1236][1237][1238][1239][1240][1241][1242][1243][1244][1245][1246][1247][1248][1249][1250][1251][1252][1253][1254][1255][1256][1257][1258][1259][1260][1261][1262][1263][1264][1265][1266][1267][1268][1269][1270][1271][1272][1273][1274][1275][1276][1277][1278][1279][1280][1281][1282][1283][1284][1285][1286][1287][1288][1289][1290][1291][1292][1293][1294][1295][1296][1297][1298][1299][1300][1301][1302][1303][1304][1305][1306][1307][1308][1309][1310][1311][1312][1313][1314][1315][1316][1317][1318][1319][1320][1321][1322][1323][1324][1325][1326][1327][1328][1329][1330][1331][1332][1333][1334][1335][1336][1337][1338][1339][1340][1341][1342][1343][1344][1345][1346][1347][1348][1349][1350][1351][1352][1353][1354][1355][1356][1357][1358][1359][1360][1361][1362][1363][1364][1365][1366]
Мебиус, ,
dicius, ,
Шынджы, ,
Боджизу-сан, ,
Шынджы, ,
Мебиус, ,
Шынджы, ,
Кодер, ,
Рвун Чехлов, ,
https://bash.im/quote/459623
(и про полезай в поезд там тоже зоопрувели Толька Што)
Бубимиба, ,
#459624
18.01.2020 в 8:44
dtf, "Фото: в Японии появился второй поезд, раскрашенный в стиле «Евангелиона»"
Сергей Мильтоп:
Полезай в грёбаный поезд, Синдзи!
Мебиус, ,
ЛиРис, ,
(Это было в 97-98)
времена видеомагнитофонов и 2-го терминатора.
так вот, училка эта-суховатая женщина за 40 с криками и воплями говорила,
что"НУУУУУ НЕ МООООЖЕТ ЧЕЛОВЕК УБИТЬ ХЛАДНОКРОВНО ДРУГОГО ЧЕЛОВЕКА!!!НУУУ НИАААЕЕЕМОООЖЕТ!!!!"
С воплями и истериками про фильм терминатор джва.
при этом наши замечания, что терминатор робат и вообще хорошый, которого шварцниггер играет, а плохой-это вон тот жыдкопластилиновый.
и вообще они робаты и бездуховные машины с 0 эмоциями, она никак не реагировала.
и на наше заверения, что человеки норм так в реале вполне убивают друг друга и про маниаков всяких тоже игнорила.
прост фильм не любила.
Зато потом ктото спалил, что она была поклонницей какого-то криминальноментовского сериальчика...не то улицы подбитых фонарей, не то какие-то горькие...
так и с этим.
ну не может человек джрочидьть на антропоморфне зверей....(а сам не только дрочит но и рисует)
лож и лицымерие кругомъ!
ЛиРис, ,
Мебиус, ,
dicius, ,
вапще в жывой природе переживающий убийца большая редкость
а вот джрочитб и йбать тело хладнокровно таки не пол учица
но жэнщина может хладнокровно йбать моск и давать тело
dicius, ,
таких надо в шыстой гэ отправлять на основы анатомии человека, ибо если не стоит, то очень трудно, а если стоит, то само помимо воли -
дахуя развлечения (сарказм)
а вот женское вполне способно хладнокровно и хорошо притворяться
у них в основном оргазм при кормлении грудью
Мебиус, ,
dicius, ,
Мебиус, ,
e2-e2, ,
Книговик, ,
Р. Гуль так рассказывает о пленении М. Тухачевского. «Из блиндажа 6-й роты выскочившего командира капитана Веселаго четверо немецких солдат закололи Штыками; на теле, найденном впоследствии, остался нетронутым Георгиевский крест и было более двадцати штыковых ран. Мало кто из семеновцев в эту ночь вырвался из немецкого кольца. Вырвавшиеся рассказывали, что Тухачевский в минуту окружения, завернувшись в бурку, спал в окопе... Но, когда началась стрельба, паника, немецкие крики, Тухачевский вскочил, выхватил револьвер, бросился, стреляя направо и налево, отбивался от окружавших немцев. Но ворвавшимися немецкими гренадерами был сбит с ног и вместе с другими взят в плен»306 307.
Последнее из цитированных описаний пленения М. Тухачевского, совершенно очевидно, представляет собой пересказ свидетельства Ф. Касаткина-Ростовского. Поэтому нет необходимости на нем специально задерживать внимание. В. Посторонний в своем описании в целом также следовал за князем, но явно стремился указать на отсутствие у Тухачевского главных достоинств бойца и офицера: храбрости и чести. «...Не будучи раненым и, вероятно, не использовав всех средств для ведения боя, был захвачен в плен». Так рисует автор мемуаров поведение Тухачевского. Попросту подпоручик якобы испугался и сдался в плен. Мол, Тухачевский — предатель и трус. Такова оценка его согласно свидетельствам В. Посторонкина. Однако Постороикин не был свидетелем. Он не служил в 1-й Гвардейской пехотной дивизии. Его суждения: «...вероятно, не использовав всех средств для ведения боя...».
В этом отношении наиболее точен князь Касаткин-Ростовский. Он был офицером л.-г. Семеновского полка. Он рассказывает со слов очевидцев («...как передавали случайно вырвавшиеся из немецкого кольца люди...»), а точнее, как выше отмечалось, со слов подпоручика И.Н. Толстого-2, получившего информацию от участника боя 6-й роты Г.К. Эссена-2. Он, в отличие от В. Посторонкина и Р. Гуля (оба пользовались воспоми-нациями киязя), лишь предполагает, что Тухачевский «по-видимому, спал в бурке в окопе», однако точно не знает, как все началось. Зато он знает точно, со слов очевидцев («...видели, как...»), что, «когда началась стрельба... он выхватил шашку и, стреляя из револьвера, отбивался от немцев». Таким образом, Ф. Касаткин-Ростовский фактически опровергает В. Посторон-кина, предполагавшего, что Тухачевский «не использовал всех средств для ведения боя». Князь не знает точно, как его приятель оказался в плену. «Потом стало известно, что он был взят в плен», — писал он. Это действительно так. В полковых документах, по крайней мере вплоть до 1917 г., М. Тухачевский считался (подобно некоторым другим офицерам-семеновцам) «пропавшим без вести». Полагали даже, что он погиб. Г. Бенуа в своих воспоминаниях утверждает, что Тухачевский попал в плен «в бессознательном состоянии» как «получивший удар прикладом по голове». Выше я уже отмечал, что информация у Г. Бенуа была более достоверная, чем у В. Посторонкина. Она могла идти от его брата, офицера-преображенца. Л.-г. Преображенский полк действовал в непосредственной близости от л.-г. Семеновского как полки одной Петровской бригады. Нет оснований подозревать Тухачевского в трусости, объясняя этим его плен.
Уход Тухачевского к большевикам был подготовлен и сложившимися представлениями о России и Революции, порожденными главным образом «книжными» впечатлениями. Они закрепились в нем долговременной рефлексией, обусловленной вынужденным длительным бездействием его деятельной натуры в условиях плена.
...Однажды, рассуждая в плену в кругу приятелей-францу-зов о революции в России, подпоручик Тухачевский заявил, что «наша революция, я думаю, слишком отлична от вашей. И Достоевский хорошо предвидел... У нас западная цивилизация поверхностна, и от нее ничего не останется после потрясения. Мы можем более легко менять богов»308. В сформировавшемся мировоззрении «аристократа-ландскнехта» Тухачевского Русская революция была пропущена сквозь призму «Бесов» Ф. Достоевского. Суть происходивших в России событий Тухачевский видел в «смене богов», смене идей, кумиров, т. е. в смене некой внешней оболочки, в самом формальном принципе изменчивости.
Как уже отмечалось,-Русская революция привела мировоззрение подпоручика Тухачевского в условиях интернационального плена в состояние катастрофической напряженности, обостряя и обнажая наиболее чувствительные его грани. Ситуация «диалога культур», в Которой невольно оказался Тухачевский, как нельзя лучше провоцировала его на высказывания, так или иначе касавшиеся сопоставления или противостояния разных, преимущественно русской и западной культур. Поводом, вынуждавшим остро реагировать на экстремальное состояние России, ввергнутой в Революцию, естественно, служили события «новой смуты». Тухачевский, с пафосом воодушевления и надежд созерцавший издалека события и перспективы Русской революции, мотивировал свое к ней отношение собственной трактовкой, собственным пониманием. В Русской революции, как свидетельствовал П. Фервак (Р. Рур), Тухачевский усматривал, как выше уже отмечалось, прежде всего смену идей, «смену богов», внешнего обряда. Она была для него, по большому счету, эстетическим феноменом, явлением культуры и духовности. Он это красноречиво комментировал в ответе на обращенный к нему вопрос: «Месье Мишель, а скажите, вы верите в бога?»
— В бога? — Тухачевский выразил удивление. — Я не задумывался над богом... Большинство русских вообще атеисты. Все наше богослужение — это только официальный обряд... Да я атеист. И, поверьте мне, большинство русских — тоже. Обедня для нас — всего лишь официальная церемония, нечто вроде дипломатического раута. Не забывайте, что император — обладатель короны и тиары. Он папа. У нас религиозная война немыслима. У нас есть секты, но нет ересей. Ваши муки религиозной совести нам неизвестны. Заметьте, что мы презираем попов, они для нас всего лишь самые худшие из чиновников. «Попович» — это оскорбление. Однако все мы верующие, но именно потому, что у нас нет веры1...
Уместно вспомнить, что известный русский военный деятель и ученый генерал Н. Головин, анализируя глубинные причины разложения Русской армии и революции, также отмечал, что отношение русских людей (солдат) к церкви и религии преимущественно языческое. Это отношение к таинственному, непонятному, но сакральному обряду. Это восприятие литургии как магического действа, своего рода колдовства1.
— Я хочу сказать, — продолжал Тухачевский свой диалог с французским лейтенантом, — что мы, русские, все религиозны, но именно потому, что у нас нет религии...
Однажды, как-то вновь возвращаясь к этим проблемам веры и неверия, религии и атеизма, Тухачевский сказал своему французскому приятелю:
— Мы народ поэтов. Это правда, так как поэты — бесы; слово это вы переводите как «одержимые бесом». Демон или бог, кто-то из них вдохновляет нашу расу. Мы пьянствуем потому, что еще не можем упоить мир. Но это будет. Достоевский — само воплощение России — всю жизнь сражался с этим богом, который живет в нас. Он хотел изгнать его из своего тела и также со своей Родины. Однако он в то же время знал, что как только этот бог уйдет, то его гений и гений его расы тоже перестанут существовать. Вот тайна его творчества... Эта потребность в покаянии, которым мы одержимы и которую вы не понимаете, считая ее за проявление религиозности, это особая форма нашей гордыни. Когда мы смиренно каемся в наших грехах, то хорошо знаем, что эти грехи и это смирение — условия нашего величия. Мы хотим загладить наши грехи, но мы не хотели бы их не совершать. Заметили вы, как Достоевский любит своих «бесов»? Он их обожает: Ставрогина, которого он наделил многими своими свойствами; Верховепского, который является его демоном, его демиургом. Верховенский хотел бы преобразить своего хозяина, заново крестить Россию, пусть даже кровавым образом; Шигалева, Кириллова и Шатова-жертву, и даже Федьку-катор-жника. Все они частицы большой России. Надо любой ценой найти вновь сказочного Ивана Царевича. Иван — это наша душа, она пока темпа, но воссияет однажды...309 310
Вряд ли стоит доверять рассуждениям о внезапно возникших в сознании Тухачевского революционно-коммунистических симпатиях, побудивших его уже 5 апреля 1918 г. оформить членство в большевистской партии. Однако вернемся к рассуждениям Тухачевского в плену. Именно в них можно уловить господствующую культурно-цивилизационную парадигму, предопределявшую в сознании и взглядах подпоручика-маршала М. Тухачевского его отношение к России и внешнему миру. Подлинная Русь, русский дух в его воображении коренился в дохристианском языческом варварстве. Сущность западного мира и западной цивилизации — в христианстве. Весьма вероятно, что эти взгляды формировались в представлениях Тухачевского под влиянием Ф. Ницше1. По некоторым свидетельствам, Тухачевский в духе времени и присущей эпохе литературной моды был увлечен прозой К. Гамсуна311 312 313, творчество которого, как известно, также формировалось под сильным влиянием Ф. Ницше. Такая установка в представлениях Тухачевского определяла и достаточно стройную и логичную, хотя и субъективно-прихотливую ретроспективу, образ русской истории и ее основных ценностей. В Петре Великом Тухачевский усматривал не столько «ве-стернизатора» России, сколько «грандиозного варвара, и именно русского».
Что примечательно: в условиях развернувшейся Русской революции Тухачевский, симпатизировавший присущей, как он полагал, и необходимой России самодержавной монархии, монархии деспотического типа, считал, что России нужен «именно такой», как Петр Великий, деспот-реформатор. Именно реформатор, ибо далее Тухачевский как бы поясняет и мотивирует свои симпатии к Петру Великому:
— Что же вы думаете, он хотел сделать из Петербурга Версаль и навязать нашему народу вашу культуру? Нет! Он только взял у Запада секрет его силы, но именно для того, чтобы укрепить наше варварство...'* •
Несомненно, нет нужды особенно напрягать воображение и вызывать ассоциации, чтобы не заметить связь между симпатиями Тухачевского к Петру Великому и его самоотверженной службой Ленину, Сталину, большевикам. В двух названных вождях он, несомненно, пытался разглядеть черты «деспотического» облика Петра Великого — варвара-преобразователя. Отталкиваясь от подобного рода рассуждений, вызванных размышлениями о судьбе России и Русской революции, Тухачевский пытается расшифровать себе и своим приятелям-францу-зам сущность и генетические корни западной цивилизации, причины своего неприятия ее. Выразив свою ненависть по отношению к христианству, Тухачевский далее заявляет:
— Евреи принесли в мир христианство. Этого достаточно, чтобы я их ненавидел... Это именно евреи сеют везде своих опасных блох, стараясь привить нам заразу цивилизации, навязывая всем свою мораль денег — мораль капитала... Все великие социалисты — евреи, и социалистическая доктрина, собственно говоря, — ветвь всемирного христианства. Мне же малоинтересно, как будет поделена земля между крестьянами и как будут работать рабочие на фабриках. Царство справедливости не для меня. Мои предки-варвары жали общиной, но у них‘были ведшие их вожди. Если хотите — вот фалософская концепция... Нам нужны отчаянная богатырская сала, восточная хитрость и варварское дыхание Петра Великого. Поэтому нам больше подходит одеяние деспотизма1.
Даже поверхностно осмысливая только что процитированное высказывание Тухачевского, весьма ясно определенное им самим как его собственная «фалософская концепция», первое, что можно отметить, так это несомненное созвучие социально-политических и социокультурных симпатий Тухачевского с представлениями евразийцев. Несомненно и другое — явное воздействие на формирование социокультурных взглядов Тухачевского художественного и публицистического творчества, оценок Достоевского, в частности, в отношении социализма, евреев да и христианства, если иметь в виду высказывания русского писателя о западном, католическом христианстве. Впрочем, столь декларативно выраженный антисемитизм молодого гвардейского подпоручика, отчасти, вероятно, отражает традиционные взгляды гвардейского офицерства, отчасти является эпатажем. Во всяком случае он носит преимущественно морально-этический характер. Вряд ли этот фактор мировоззрения Тухачевского был одним из определяющих. Известно, что среди его приятелей были евреи — И. Якир, Б. Фельдман. Но, истины ради, следует заметить, что близость Тухачевского к этим людям сложилась в весьма специфических обстоятельствах и уже в 30-е гг.
Стоит обратить внимание на то обстоятельство, что цепочка «евреи — христианство — социализм» постольку беспокоила сознание Тухачевского, поскольку в его понимании она разрушала исконные, «коренные» ценности России, спасительно концентрировавшиеся в формуле деспотического самодержавия. И именно это триединое разрушительное начало (евреи, христианство, социализм) и представлялось ему сущностью западной цивилизации, зиждившейся, по мнению, весьма расхожему в то время, на деньгах, т. е. на материальной основе бытия, на капитале. Иными словами, сутью противоречий между Россией как цивилизацией и Западом'для Тухачевского являлась разность фундаментальных цивилизационно-культурных основ: для России — дух, язычески воплощавшийся миллионами религиозно заряженных воль в харизматической личности — «земном Боге», в «человекобоге», или, по Ницше, — в «сверхчеловеке» (в «антихристе», если мыслить по-христиански); для западной цивилизации — в материальных ценностях, в теле, воплотившемся в деньгах и носителях этой идеи — евреях, христианах (западных), социалистах (большевиков Тухачевский, видимо, социалистами не считал).
В последующих беседах с П. Ферваком (Р. Руром) Тухачевский рассуждал и о частных явлениях западной культуры. «Латинская и греческая культура, — провоцировал полемику будущий «красный Бонапарт», — какая это гадость! Я считаю Ренессанс наравне с христианством одним из несчастий человечества... Гармонию и меру — вот что нужно уничтожить прежде всего!.. В России у себя в литературе я любил только футуризм. У нас есть поэт Маяковский. У вас бы я был, вероятно, дадаистом»1. Следует заметить, что и позднее Тухачевский, и это вполне согласуется с экстравертно-интуитивными свойствами его психики, оказался поборником всего нового: Мировой революции, Д. Шостаковича, радикальной технической модернизации армии и пр. Вышеприведенные свидетельства, касающиеся мировосприятия Тухачевского, структурировавшегося на основе непримиримых полярных оппозиций — «мир духа» (Россия) и «мир тела» (Запад), — получают своеобразное завершение. Оно подводит определенный итог, создающий некую целостность мировосприятия подпоручика гвардии. Разрешение этого цивилизационно-культурного противоречия — Россия—Запад — в ряде нижеследующих рассуждений и перспектив, просматривавшихся Тухачевским. Они весьма существенны для понимания его поступков и позиций во время Революции и в последующие годы.
П. Фервак вспоминал: «Однажды мы вместе на откосе форта читали, я не помню, какое место из Достоевского... Михаил Тухачевский с воодушевлением, вспыхнув, как костер, в котором ворошат угли, произнес следующие знаменательные слова: «Неважно, как мы реализуем наш идеал: пропагандой или оружием! Если Ленин будет способен освободить Россию от хлама старых предрассудков, разъевропеизировать ее, я за ним последую. Но нужно, чтобы он превратил ее в tabula rasa, и мы свободно устремимся в варварство. Какой чистый источник: с марксистскими формулами, перемешанными перепевами демократии, которые смогут возмутить мир. Права народов находятся в их распоряжении! Вот он, магический ключ, который откроет России ворота Востока и закроет их для англичан... Так и только так мы сможем овладеть Константинополем. Но новая религия нам необходима. Между марксизмом и христианством я выбираю марксизм. Под знаменем марксизма мы скорее, чем с нашим крестом, войдем в.Византию и вновь освятим Святую Софию»314 315.
Прервав тираду подпоручика, П. Фервак напомнил ему, что таковые геополитические устремления «лишают вас Польши, Финляндии, а может быть, и еще чего-нибудь». На это Тухачевский ответил: «Вот тут-то и пригодятся марксистские формулы. Революционная Россия, проповедница борьбы классов, распространяет свои границы далеко за пределы, очерченные договорами... Что касается меня, то я бы сделал все, что будет в моих силах, чтобы Варшава осталась русской, хотя бы под Красным знаменем»1. Вся вышеприведенная геополитическая семантика в принципе не несет чего-либо нового: Великобритания на протяжении почти всего XIX века да и позже рассматривалась в качестве главного соперника России в контексте геополитических и геостратегических проблем. Достаточно вспомнить хотя бы высказывания и геополитические расчеты М. Скобелева, чьим большим поклонником с детства являлся М. Тухачевский. То же можно сказать и о традиционном великодержавном настрое большей части российского офицерства. Важно другое: столь обширное вышецитированное высказывание Тухачевского как бы предвосхищает его политические и военно-политические позиции в отношении к внешнему миру в 20—30-е гг., хотя и фразеологически, и идеологически эти мысли и настроения обретали в соответствии с духом новой эпохи новое звучание и иную социокультурную семантику.
Что же касается его высказываний о марксизме как новой религии, то отношение к этому Тухачевского можно было бы назвать двойственным: он, может быть, грубовато считал марксизм ценным именно как новую религию, что-то вроде «нового язычества»; в то же время, и это логично, весьма иронично относился к фанатикам марксизма. В этом смысле весьма красноречиво вышеупоминавшееся свидетельство Л. Сабанеева о сочинении М. Тухачевским и Н. Жиляевым «большевистской мессы», какого-то марксистского, служения, названного им «марксистская файф-о-клокия»316 317. Таким образом, в рассуждениях о новой религии, марксизме-религии, о возрождении языческой религии со стороны Тухачевского было много очевидно игрового, мальчишеской шалости. Однако и в них просматривается нечто глубинно-серьезное для его духовной и душевной направленности. Апокалиптический пафос разрушения и войны, о чем уже приходилось упоминать, пожалуй, был глубинной, уходящей в подсознание, интенцией, находившей в сознании Тухачевского мотивацию межцивилизационных и геополитических споров России и Запада. Во всяком случае настроения, которые, совершенно очевидно, охватывали поэтическим вдохновением всю натуру и личность Тухачевского, не вызывают сомнения.
«Мы встряхнем Россию, как грязный ковер, а затем мы встряхнем весь мир... Мы войдем в хаос и выйдем из него, только полностью разрушив цивилизацию»1. Это слова Тухачевского. Их своеобразным продолжением можно назвать похожий на поэму-заклинание приказ командующего Западным фронтом Тухачевского, составленный и подписанный им 2 июля 1920 г. Достаточно вспомнить хотя бы следующие его строки, чтобы почувствовать их генетическую связь с вышецитированными: «Путь мирового пожара пройдет через труп белой Польши...»318 319 320. Огненные, «апокалиптические» метафоры в высказываниях Тухачевского позволяют думать, что глубинный смысл его неприятия Запада, словесные вызовы Англии, западной цивилизации, третирование античной и ренессансной меры и гармонии в войне, разрушении, апокалиптическом мироощущении.
Это похоже на духовный, творческий экстаз, вдохновение, которое может охватить художника, поэта, творца. Само апокалиптическое «горение» в боготворческом «огне преображения тварного мира», его «обожение» вызывает ощущение высочайшей осмысленности собственного бытия. Все вышеприведенные размышления, кажется, позволяют отметить и применительно к личности Тухачевского скрытый в его жизненной установке, в его отношении к миру «апокалиптический пафос» «мирового пожара», «войны священной». «Мы тяжелы на подъем, но разрушители по природе», — как-то бросил фразу подпоручик Тухачевский'1, невольно выдавая скрытые за своей оценкой натуры русского народа собственные глубинные настроения. Быть может, во всем вышесказанном и всех вышеприведенных свидетельствах, размышлениях и заключается возможность понимания всей последующей деятельности Тухачевского.
По мнению П. Фервака, М. Тухачевский, будучи еще пленным гвардии подпоручиком, «совершенно игнорировал социалистическое учение. Вопросы о собственности, состоянии, земле занимали его мало. Презрение к деньгам было полное. Он охотно выкладывал содержимое своего кошелька на стол, а если у него не было денег, то он, совершенно не смущаясь, пользовался деньгами своих товарищей. В революции, я уверен, он никогда не видел социального аспекта. И еще меньше видел сторону человеческую или, лучше сказать, нечеловеческую. В жизни его интересовала только победа, а ценой каких жертв она будет достигнута — это его не заботило. Не то чтобы он был жестоким, просто он не имел жалости»1. В одном из разговоров с близкими людьми он как-то признался: «Я не большевик... но сейчас мне по пути с большевиками».
Находясь в плену, в беседах со своими французскими приятелями, откровенничая, быть может, по-юношески эпатируя окружающих, Тухачевский, в частности, выражал неприятие социализма, который в его представлении был в соответствии со взглядами и суждениями Достоевского и Ницше (оба автора были им активно читаемы) ветвью христианства, а христианство — сущностью западной цивилизации. Он мечтал сбросить ее с России, выпустив на волю, по его мнению, подлинную натуру русского народа, его варварскую первозданность. Как это напоминает ницшеанский пафос «белокурой бестии». Рассуждая о характере будущей российской государственности после революции, Тухачевский заявлял: «Я думаю, что конституционный режим будет означать конец России. Нам нужен деспот!.. Мы варвары! Вы можете представить себе всеобщее избирательное право у наших мужиков?» — и засмеялся»321 322.
В плену «Тухачевский называл себя убежденным монархистом», — подтверждали позднее его товарищи по плену из русских офицеров, эмигрировавших после революции и Гражданской войны в Париж1. Они вспоминали эпизод, когда, «получив подарки от Красного Креста, Тухачевский от имени всех произнес верноподданническую речь и зачитал благодарственный адрес. Речь его отличалась исключительной льстивостью по отношению к государыне и государю»2.
4
Переход к большевикам
Нет точной даты принятия Тухачевским решения о переходе к большевикам. Известно, что, совершив, наконец, успешный, пятый по счету побег, подпоручик Тухачевский в сентябре 1917 г. оказался в Швейцарии, а затем во Франции, в Париже. Здесь при содействии русского военного агента генерала А. Игнатьева он переправился сначала в Англию, а затем — в Россию. В Петроград Тухачевский прибыл 16 октября 1917 г.
По прибытии отправился в запасной гвардейский Семеновский полк. Спустя два дня, т. е. 18 или 19 октября, он выехал из Петрограда в Киев и оттуда в Подволочиск, рядом с которым, в деревне Тарноруды, был расквартирован основной гвардейский Семеновский полк. Известно, что через несколько дней после его отъезда в Петрограде произошло большевистское восстание, или Октябрьская революция. Там в это время проходили службу два его брата-прапорщика: старший, Николай Тухачевский (1890— 1937), и младший, Александр Тухачевский (1895—1937). Возможно, это обстоятельство и подтолкнуло его к поездке из Петрограда в Киев и Подволочиск. Тем более что официально М. Тухачевский числился в кадрах основного полка. Здесь он пробью, очевидно, до 4—5 ноября. Точной даты его отъезда из полка нет. Однако известно, что до 20 ноября, когда Тухачевский возвратился в Петроград, но уже побывав дома, в имении Вражеское Пензенской губернии, он успел вернуться в Петроград с Украины, а из Петрограда вновь отправился домой, во Вражеское. По свидетельству сестер, во время этого первого после бегства из плена и прибытия в Петроград приезда домой он пробью
в имении всего трое суток. «Через трое суток, — вспоминали сестры, — Михаил опять покинул нас и отправился в полк»1. Учитывая имеющиеся факты, можно ориентировочно считать, что во Вражеском он был в этот первый раз с 14 по 16 или 17 ноября (если на дорогу из Петрограда во Вражеское определить 2—3 суток). Однако надо учесть, что из Петрограда в Пензенскую губернию он, естественно, ехал через Москву. В Москве задержался и провел несколько дней. Учитывая это, можно предполагать, что он отправился из Петрограда в Пензенскую губернию ориентировочно 8—9 ноября, а из Подволочиска в Петроград (чтобы оказаться там к этому сроку) он должен был выехать (с учетом «революционного времени») 4—5 ноября. Таким образом, по моим весьма приблизительным подсчетам, Тухачевский провел в полку, деревне Тарноруды, время с 22—23 октября до
4—5 ноября.
Его близкий в то время полковой товарищ капитан барон
А. Типольт вспоминал в связи с вышесказанным: «Мы встретились с М.Н. Тухачевским лишь поздней осенью 1917 года, после его счастливого побега из плена. Стали видеться почти ежедневно. Нам было что вспомнить, о чем поговорить. Случилось так, что моя комната превратилась в своего рода полковой клуб. Сюда набивались офицеры, унтер-офицеры, солдаты. Шум, споры, облака табачного дыма. Впечатление такое, будто все проснулись после многолетней спячки и каждый сейчас же, немедленно должен получить ответы на вопросы, терзавшие всех нас в последние месяцы. Михаил сосредоточенно прислушивался к нашей полемике, но сам высказаться не спешил. Чувствовалось, что в нем происходит напряженная внутренняя работа»323 324.
Свидетельства капитана А. Типольта подтверждают факт его пребывания в основном полку и именно в указанное время. Во-первых, потому, что капитан Типольт находился именно там, на фронтовых позициях рядом с Подволочиском в должности командира.пулеметной команды. На это указывают полковые документы. Во-вторых, он датирует свою встречу с Тухачевским поздней осенью 1917 г. Это не противоречит моим расчетам.
Итак, после кратковременного пребывания дома, во Вражеском, Тухачевский 20 ноября вернулся в Петроград. На этот раз он был зачислен в состав запасного гвардейского Семеновского полка и в декабре 1917 г. был избран командиром 7-й роты. Согласно сложившимся за революционные месяцы традициям и правилам, он был «избран» на эту должность с согласия полкового комитета. Он провел в полку время до декабря. Во всяком случае его сестры вспоминали, что «он вернулся к нам зимой, примерно в декабре»1. Затем, опять же по свидетельству сестер, «в январе 1918 года Миша опять оставил нас — уехал в Москву». Надо полагать, что он ненадолго задержался в Москве. Просто-напросто в Москве ему в это время было нечего делать. Очевидно, из Москвы он вновь отправился в Петроград, в полк. Как известно, запасной Семеновский полк фактически не расформировывался. Во-первых, потому, что это была самая боеспособная часть в Петрограде. Во-вторых, она была боеспособной частью именно потому, что в наименьшей степени подверглась революционному разложению. Офицеры и солдаты, в отличие от большинства других полков, представляли действительно настоящую «полковую семью». Это было достигнуто не в последнюю очередь, очевидно, и благодаря достаточно большому числу младших офицеров из числа бывших фельдфебелей и унтер-офицеров полка. В то же время в запасной гвардии Семеновского полка было зачислено много кадровых фронтовых офицеров из основного гвардейского Семеновского полка, расформированного в конце декабря 1917 г.325 326.
Сразу же по прибытии, в октябре 1917 г. (т. е. примерно с 20 по 31 октября), в Петроград Тухачевский был представлен командиром резервного гвардейского Семеновского полка полковником Р. Бржозовским к производству в капитаны'1. Как
указывалось в его послужном списке, «для уравнения в чинах со сверстниками»1. В связи с этим фактом уместно обратить внимание на существующее практически во всей имеющейся справочной литературе указание, что последний чин Тухачевского в старой армии — подпоручик л.-г. Семеновского полка. Обращая на это внимание, следует отметить, что, как правило, бывшие офицеры, добровольно вступавшие в Красную Армию и надеявшиеся сделать в ней «наполеоновскую карьеру», учитывая нравственно-ментальную атмосферу в «рабоче-крестьянской армии», старались, по возможности, занизить свой офицерский чин. При этом часто называли свой последний чин по службе в царской армии, не принимая всерьез повышение в чинах после Февральской революции. В период правления Временного правительства вполне обычным было продвижение в чинах от прапорщика до штабс-капитана в течение нескольких месяцев. Что касается подпоручика Тухачевского, то представление его к чину поручика, видимо, было сделано еще в конце 1914 — начале 1915 г., учитывая большие потери в офицерском составе и его отличия в боях. Похоже на то, что по возвращении из плена в полк Тухачевский уже бьи поручиком и вскоре произведен в штабс-капитаны, тем более что он был избран командиром роты. Думается, что представленный в октябре в капитаны, Тухачевский получил этот чин в ноябре 1917 г. Аппарат чинопроизводства старой армии продолжал, отчасти по инерции, действовать до конца 1917 г. Известно, что будущий маршал А. Егоров бьи произведен в полковники (без академического образования) в ноябре 1917 г. Учитывая все вышесказанное, можно полагать, что М. Тухачевский, вступая в Красную Армию, также старался представиться поближе к «демократии» своим «малым» офицерским чином подпоручика, а не капитаном.
Характеризуя общие настроения офицеров Петровской бригады, полковник-преображенец Д. Зуев вспоминал: «Развал монархии чувствовался офицерством, особенно офицерами военного времени, хотя и подобранными по классовому признаку, но близко связанными с политикой. Личный авторитет Николая был ничтожен, и зимой 1916/17 г. Гвардейский корпус втягивался в заговор о дворцовом перевороте. Активно Февральской революции офицерство не сопротивлялось, не было ни сил, ни желания. Керенщина и демократизация армии с угрозой земельному владению выявили резкое недовольство офицерства: началось «уплывание» с фронта, либо для накапливания сил (актив контрреволюции), либо из обывательских соображений «отсидеться». Отношение гвардейского офицерства к последующим событиям Д. Зуев обрисовывает кратко, но весьма определенно. Его информация тем более интересна, что касается Преображенского полка, «братского» Семеновскому, ситуация в котором была примерно такая же. «Октябрь прошел в полку буднично, — вспоминал гвардии полковник, — небольшой борьбой эсеровской и социал-демократической (имеются в виду меньшевики. — С.М.) головки Полкового комитета с местными большевиками и принятия резолюции «Поддержки Петроградского гарнизона». В декабре на выборах Кутепов был смещен в писаря, это был сигнал к «свободе выбора»: масса офицерства в 2—3 недели растаяла. Небольшая группа с Кутеповым — прямо на Дон, многие к Родзянко, задержались и в большинстве погибли в Киеве, в ожидании Скоропадского, большинство вернулось «домой» в Петроград. 12 декабря 1917 г. в деревне Лука-Мале я последний раз виделся с Кутеповым. Он мне предложил: «Едем на Дон, или, если хочешь, доверши демобилизацию, езжай в Петроград, береги полковое добро и, когда немцы займут город, обереги вдов, жен и всех, кого надо. Я принял второе и остался до конца января демобилизовывать полк»327. Характеризуя настроения личного, в том числе офицерского, состава в полку, полковник Д. Зуев вспоминал: «Гвардии Преображенский резервный полк к этому времени представлял разлагающийся
кусок Петроградского гарнизона, без крепкого большевистского ядра, с большим процентом керенского офицерства из ста-рьгх сверхсрочных, кулацкой верхушки, преимущественно украинского крестьянства. В полку было два основных настроения:
а) «рваческое», особенно у верхушки хозяйственников, и
б) «нейтральное» при всех конфликтах. Но в полку были и хорошо замаскированные реакционные и контрреволюционные элементы»328.
В гвардейском Семеновском полку настроения были такие же, хотя полковник Д. Зуев полагал, что «в Семеновском полку, дело, видимо, было поставлено умнее с точки зрения контрреволюции. Сохранилось много кадрового офицерства, наружно перекрасившегося, очевидно, была крепкая социал-демократическая или эсеровская организация. Полк с фронта привез множество пулеметов, гранат, патронов и т. п. Полк открыто выступает на советской платформе, но находит себе удобный выход: оберегать революционный порядок и охранять Госбанк. Развитие этой политики привело к тому, что после полной ликвидации остатков гвардии Семеновский полк под наименованием — полк охраны им. т. Урицкого существовал до весны 1919 года, коща перешел около деревни Выра на сторону Юденича. Видимо, имея в виду сохраниться на будущее, представители Семеновского полка были очень сдержанны, а из офицеров никто никогда переговоры со штабом Шульгина (контрреволюционная организация савинковской ориентации, возглавлявшаяся полковни-ком-преображенцем Б.В. Шульгиным. — С.М.) не вел»2.
Подпоручик Тухачевский был кадровым офицером-фронто-виком, как отмечал капитан А. Типольт, больше слушавшим, чем говорившим, в политическом отношении ничем себя не скомпрометировавшим перед солдатами. Эти особенности его личности, видимо, способствовали тому, что солдаты избрали его командиром роты. Впрочем, подобная сдержанность была характерна для большинства семеновских офицеров. Реальные Же офицерские настроения, притаившиеся за внешней сдержан-иостью и лояльностью, были иными. «Что касается того, как офицерство встретило Октябрьскую революцию, — отвечал на вопрос следователя арестованный в 1930 г. бывший прапорщик Семеновского полка Е. Кудрявцев, — то нужно сказать, что встретило поневоле «хочешь не хочешь, но встречай». Никто из офицеров, в том числе и я, в стойкость советской власти не верил. На Октябрьский переворот мы все смотрели как на авантюризм, затеянный большевиками. Ленина и других вождей рабочего класса считали агентами и шпионами Германии. В массе своей офицерство полка перешло к Юденичу»'. По воспоминаниям другого офицера-семеновца, бывшего полковника Л. Дре-някина, также арестованного в 1930 г., «во время встреч с 1918 по 1919 г. с офицерами Семеновского полка — Зайцевым Всеволодом, Орловым, Энгельгардтом, Гилынером, Поповым, Эссеном, Поливановым и Бремером, они говорили: «Дальнейшее пребывание в Советской России становится невозможным. Власть, взятая большевиками, ведет к гибели Родины. Чтобы не допустить этого, необходимо принять меры к тому, чтобы свергнуть соввласть. Одним из практических методов для свержения советской власти является непосредственная помощь белым. Оказание помощи белым надеялись осуществить через переход на сторону белых: к Деникину на Юг, в Финляндию и т. д.»329 330. В контексте всего вышесказанного можно представить действительные тогдашние настроения и политические симпатии Тухачевского. Однако имеются и прямые на этот счет свидетельства.
В'. Савинков в своих записках излагал рассказ поручика Леонова. «Последний, — пояснял автор записок, — вместе с Тухачевским служил в запасном батальоне л.-г. Преображенского полка. Как-то вскоре после Февральской революции за каким-то праздничным обедом или ужином в офицерском собрании офицеры жаловались на то, что солдаты распущенны, что с ними ничего поделать невозможно, что служить стало невозможно и т. п. Тухачевский долго молчал, а потом сказал, что сами офицеры во всем виноваты, что это офицеры позволяют командовать сволочи, а что он, Тухачевский, готов пари держать, что через два года он будет командовать этой сволочью и что она будет ходить туда, куда он ее погонит, как ходила при царе»331. Такое отношение Тухачевского к сложившейся революционной ситуации подтверждается и другим свидетелем. Вспо-. миная «кстати о приезде Тухачевского в Париж», Р.Б. Гуль рассказывал, что «в Париже как эмигрант жил его друг-однополчанин по гвардии Семеновскому полку Сергей (Николай. — С.М.)
Ганецкий1. Ганецкий был материально хорошо устроен, он был директором хорошего отеля «Коммодор». И, зная его, Тухачевский встретился с ним. Может быть, один. А может быть, в сопровождении военного атташе (энкавэдиста) Венцова, как тень везде бывавшего с Тухачевским. Этот Сергей Ганецкий раньше рассказывал друзьям интересную деталь биографии Тухачевского. Когда в Советской России, после побега из немецкого плена, Тухачевский пошел в формировавшуюся Красную Армию, Ганецкий с удивлением спросил его: «Как ты можешь идти туда?» На что Тухачевский ответил: «Я ставлю на сволочь»332 333. Данный эпизод свидетельствует не только об отношении к революции, но и о созревшем уже в его сознании решении пойти на службу в «революционную армию».
В связи с приведенным выше свидетельством вспоминается еще один разговор, который имел место в плену, в 1917 г. между Тухачевским и его французскими приятелями. По смыслу он несколько перекликается с предшествующим. «Если Вы сейчас вернетесь в Россию, Вы, дворянин, будете расстреляны, — говорили ему, чтобы удержать от очередного побега, французские офицеры. — Расстрелян? — засмеялся он, отвечая им. — Я стану в двадцать пять лет генералом...»1. Эти рассуждения молодого подпоручика гвардии позволяют сделать вывод: если у него и были какие-либо определенные взгляды или симпатии к той или иной форме политического устройства, то, скорее всего, к вульгарно выраженному деспотическому самодержавному монархизму. И вполне банальна для кадрового офицера «наполеоновская» формула его политического выбора в революции334 335.
0 характере взаимоотношений Тухачевского со своими офицерами-однополчанами в контексте его настроений свидетельствуют воспоминания жены вышеупомянутого полковника Р. Бржозовского. Напомню, что князь Ф. Касаткин-Ростовский, передавая отзыв о подпоручике М. Тухачевском его ротного командира Капитана Ф. Веселаго, отмечал: «Он всегда был холоден и слишком серьезен... с товарищами был вежлив, но сух... Не могу сказать, чтобы он пользовался особенной симпатией товарищей». Однако воспоминания г-жи Бржозовской вносят в эту оценку существенные коррективы.
«В 1917 г. Тухачевский завтракал у нас, во флигеле Семеновского полка, — вспоминала эта женщина много лет спустя, находясь в эмиграции. — Тухачевский произвел на меня самое отрадное и неизгладимое впечатление. Красивые лучистые глаза, чарующая улыбка, большая скромность и сдержанность. За завтраком муж шутил и пил за здоровье «Наполеона», на что Тухачевский только улыбался. Сам он мало пил. После завтрака мой муж, я и еще несколько наших офицеров уехали провожать его на вокзал, так как он уезжал в Москву. Одет он был в черное штатское пальто и высокую каракулевую шапку, увеличивавшую его рост. После предыдущих разговоров я была полна энтузиазма, и мне почему-то казалось, что он способен стать «Героем». Во всяком случае, он был выше толпы. Я редко ошибаюсь в людях, и мне было особенно тяжело, когда впоследствии я узнала, что он будто бы вполне искренне стал большевиком. Все же в душе оставалось сомнение, что это не так. После второго звонка в отделении второго класса я сказала ему, когда мы расставались: «Прощайте! Благословляю Вас на Великие Дела!». Поцеловала его в лоб и три раза мелко перекрестила. Он поцеловал мне руку, посмотрел на меня искренним серьезным взглядом и сказал: «Постараюсь». Поезд тронулся после третьего звонка. Тухачевский стоял у окна и смотрел серьезно и грустно на нас... Больше я его никогда не видела. В Петербург он не возвращался»336. Все свидетельствует о том, что настроения Тухачевского вполне вписывались в настроения большинства офицеров полка. Его приняли как «своего».
Приведенные воспоминания интересны в нескольких аспектах. Прежде всего вопреки некоторым другим (полковника князя Ф. Касаткина-Ростовского, В. Посторонкина), настоящие свидетельства указывают на дружественные отношения М. Тухачевского с полковыми офицерами. Командир полка полковник Р. Бржозовский поехал провожать его с несколькими офицерами. Данные воспоминания, кроме того, указывают на имевшие место достаточно откровенные разговоры, обмен мнениями среди указанных лиц. Причем Тухачевский, очевидно, высказывал такие политические суждения, которые дали, пусть даже в шутку, основания полковнику Бржозовскому называть его «Наполеоном». Примечательно сомнение г-жи Бржозовской в том, «что он (М. Тухачевский) будто бы вполне искренне стал большевиком». В них содержится намек на то, что Тухачевский признавался о своих намерениях перейти к большевикам не по мотивам искренней веры в их идеалы, а чтобы подчинить себе всю эту «сволочь» и заставить ее «ходить туда, куда он ее погонит, как ходила при царе».
Два момента в этих фрагментах воспоминаний привлекают внимание. Во-первых, это констатация дружеских отношений Тухачевского с полковником Бржозовским и еще несколькими офицерами полка. В 1914 г. Р. Бржозовский, польский аристократ и католик, был штабс-капитаном л.-г. Семеновского полка. В октябре 1917 г. он был командиром резервного Гвардейского Семеновского полка. Хотя он был на 8 лег старше Тухачевского, их могли сближать несколько общих «признаков». И Р. Бржозовский, и М. Тухачевский оба окончили Александровское военное училище, т. е. оба были «александронами», аккумулировавшими особый, сравнительно «либеральный» дух воспитателей этого училища. Тем более что «александроны» в полку были в меньшинстве. Это не «пажи», из которых прежде всего и главным образом комплектовался гвардейский офицерский корпус. Они не были «павлонами», которые, как правило, заполняли лакуны в гвардейском офицерстве, оставленные «пажами». «Александроны» считались отражением «пореформенного либерализма» в армии и гвардии. Они сами по себе были некоторой «фрондой» в офицерском корпусе гвардии.
Кроме того, вне всякого сомнения, Бржозовский, как другие офицеры полка Польско-литовского происхождения, считали Тухачевского «своим шляхтичем»1. Слухи о принадлежности Тухачевского к польской аристократии были распространены на Западе337 338. Это произошло явно не без участия его старых приятелей. Кстати говоря, и советская пропаганда, очевидно, активно поддерживала эти слухи ввиду бывшей и будущей войн с Польшей. Выше я останавливал внимание на «польско-литовской» части офицеров-семеновцев. Они были в меньшинстве и, естественно, консолидировались. Во-вторых, в контексте «польско-литовской» ментальности пребывает и «наполеоновская легенда».
Собственно говоря, ведь «наполеоновская легенда», насыщенная «мессианскими настроениями», зародилась именно в Польше. Именно в Польше она стала органической частью польской национальной культуры, пронизывавшей различные слои польского населения. Этого никак нельзя было сказать о России. Если в России и был «культ Наполеона», то скорее как эстетическая игра верхнего слоя интеллектуалов. Р. Бржозовский называет М. Тухачевского «Наполеоном», которому это приятно, хотя он и понимает это как шутку. Это полушутливое прозвание Тухачевского возникло среди полковых офицеров, конечно, не в 1917 г., а еще в 1914-м. На это косвенно указывают и князь Ф. Касаткин-Ростовский, и В. Посторонкин.
Таким образом, с большой долей основательности можно предполагать, что в «Наполеоны» Тухачевского «произвели» еще в 1914 г. его полковые товарищи. В частности — тот же Бржо-зовский. Судя по всему, отношения М. Тухачевского с Р. Бржо-зовским и предполагаемой группой офицеров-семеновцев, фронтовых приятелей подпоручика, были дружескими. Эта ситуация диссонирует с информацией, исходившей от Б. Колчиги-на. «Ходили слухи, — рассказывал Б. Колчигин, — что по возвращении из плена М.Н. Тухачевский поссорился с обществом офицеров на политической основе»1. Это как-то не вяжется с ходатайством полкового начальства произвести подпоручика М. Тухачевского сразу в чин капитана, назначить его командиром роты. Близкие приятельские отношения были у М. Тухачевского и с полковником С. Соллогубом339 340.
Примечательно, что осенью 1918 г. бывший капитан л.-г. Семеновского полка Б. Энгельгардт, близкий приятель-однополчанин и земляк-смолянин Тухачевского, информировал генерала А. Деникина о настроениях командования 1-й Революционной армии, из которой он «ушел» и которой командовал Тухачевский. У Б. Энгельгардта были вполне доверительные отношения с командующим. «Мы, убежденные монархисты, — передавал признания Тухачевского и его штабных офицеров се-меновец, — но не восстанем и не будем восставать против советской власти потому, что, раз она держится, значит, народ еще недостаточно хочет царя. Социалистов, кричащих об Учредительном собрании, мы ненавидим не меньше, чем их ненавидят большевики. Мы не можем их бить самостоятельно, мы будем их уничтожать, помогая большевикам. А там, если судьбе будет угодно, мы и с большевиками рассчитаемся»'*. В этом отношении любопытен и заслуживает внимания фрагмент воспоминаний Н. Корицкого. Целесообразно процитировать его полностью.
«Перед самым началом этой (Сызрано-Самарской) операции Тухачевский представил мне в своем салон-вагоне человека средних лет, небритого, в каком-то поношенном френче, небрежно развалившимся в кожаном кресле.
— Энгельгардт.
...Энгельгардт, представленный мне Михаилом Николаевичем, тоже был смолянином, земляком Тухачевского и, кроме того, его сослуживцем по Семеновскому гвардейскому полку, К нам он прибыл с предписанием Всеросглавштаба.
Свои клятвенные заверения честно служить советской власти Энгельгардт подкреплял ссылкой на былые дружеские связи с командармом:
— Неужели, Миша, ты думаешь, что я могу быть подлецом и подвести тебя?!
И, однако, же подвел, оказался истинным подлецом. Во время Сызрано-Самарской операции Михаил Николаевич объединил в руках Энгельгардта командование Пензенской и Вольской дивизиями, а также двумя полками Самарской. Энгельгардт выехал в Кузнецк. В ходе операции он часто терял связь со штабом, его донесения противоречили донесениям из частей, и в конце концов мы вынуждены были связаться напрямую со штабами дивизий и осуществлять руководство ими, минуя Энгельгардта. А когда закончилась операция и нггарм перебазировался в Сызрань, Энгельгардт незаметно исчез и объявился потом у Деникина»1.
Надо сказать прежде всего, что воспоминания дают не совсем верную характеристику Б.В. Энгельгардту. Во-первых, он никак не мог быть человеком средних лет, поскольку от роду в 1918 г. ему шел 29-й год. Разве что небритое лицо делало его немного старше. Но главное заключается в другом.
Судя по воспоминаниям самого Тухачевского о боевых действиях 1-й Революционной армии в 1918 году, опубликованным в 1921 г., сам командарм весьма положительно оценивал руководство Б. Энгельгардтом вверенными ему соединениями, называя своего однополчанина «тов. Энгельгардт»341 342. Скорее всего, Тухачевский еще не знал, что капитан Энгельгардт еще в ноябре 1918 г. перешел в Добровольческую армию генерала А. Деникина. Поэтому «идеологическая предвзятость» не довлела над оценками командарма и редакцией в оценке деятельности Энгельгардта. Это обстоятельство в то же время доказывает, что Б. Энгельгардт и в самом деле не подвел своего друга Тухачевского. Он хорошо выполнил порученное ему боевое дело, ведь он дрался с поволжскими «демократами, сгубившими Россию». Он перешел к Деникину после того, как покинул 1 -ю Революционную армию Тухачевского. Обращает на себя внимание, однако, тот короткий диалог между Б. Энгельгардтом и М.Тухачевским, который приводит Н. Корицкий. Этот диалог содержит скрытый от мемуариста подтекст. Заверяя своего друга-командарма, что он, Энгельгардт, не подведет, офицер-семеновец говорил это Тухачевскому, который прекрасно знал антибольшевистские политические настроения и монархические убеждения своего однополчанина и земляка. Капитан-семеновец остался честным по отношению к своему приятелю. Они знали и уважали друг друга, верные полковым традициям, и понимали в поведении друг друга то, о чем не могли догадываться посторонние. Весь этот эпизод при такой расшифровке может рассматриваться как косвенное подтверждение доверительных отношений между Тухачевским и Энгельгардтом в 1918 г. Это и позволило последнему проинформировать штаб Добровольческой армии о настроениях командования 1-й Революционной армии1.
Все приведенные выше сведения указывают на то, что у Тут хачевского были вполне доверительные и близкие, дружеские отношения, по крайней мере с частью товарищей по полку в 1914—1915 гг. и сохранялись таковыми во всяком случае в 1917—1918 гг.
. Все вышеприведенные свидетельства, и прямые, и косвенные, вполне достаточны для представления о настроениях Тухачевского после возвращения из плена. Они явно были не в пользу советской большевистской власти. Поэтому высказывания Тухачевского в плену, в которых он заявлял о своей готовности последовать за Лениным и под знаменем новой «марксистской религии», еще не означали, что его выбор был уже тоща предопределен. Из всего вышесказанного ясно, что в октябре — декабре 1917 г. Тухачевский оставался среди своего круга лиц, среди офицеров Петровской гвардейской бригады — среди семе-новцев и преображепцев. Более того, он был в весьма хороших, дружеских с ними отношениях. Его называли «Наполеоном», его представили в капитаны, его избрали командиром роты. Он в это время был «своим» для них. Он разделял господствовавшие среди них взгляды на политическую ситуацию и их к ней отношение.
Книговик, ,
Есть лишь первая в этом направлении дата — 5 апреля 1918 г. он становится членом большевистской партии и 5 апреля 1918 г.
начинает свою службу в Красной Армии. Дата 5 апреля вполне могла первоначально быть проставлена по «старому стилю», т. е. спустя пять дней после гибели генерала Л. Корнилова. Тогда мотивация перехода Тухачевского к большевикам, как он ее определил в разговоре со своим приятелем, вполне логична. Хотя совсем не обязательно связывать решение Тухачевского перейти к большевикам с гибелью генерала Корнилова. Следует иметь в виду, что «демократ и республиканец», «генерал Февраля» Л. Корнилов вовсе не бьи «вождем и кумиром» большинства, особенно кадрового гвардейского офицерства. Тем более «коренных гвардейцев» Петровской бригады. Они вообще без особой охоты шли в белые армии защищать «идеалы Февраля», «февральскую демократию», «керенщину» в разнообразных ее проявлениях, хотя, несомненно, сочувствовали антибольшевистской борьбе.
«Гвардейское офицерство — кисляк. Чистят снег и пропадают... на базаре», — так оценивал в начале 1918 г. своих товарищей Преображенский полковник Б. Шульгин343. Если же они и решались отправиться в ряды белой армии, то лишь сравнительно немногие из Петровской бригады последовали в конце 1917—начале 1918 г. за А. Кутеповым в Добровольческую армию. Следует помнить, что Кутепов не был «коренным преображением», не принадлежал к старинному дворянству, к аристократии. А. Кутепов был «демократ» по происхождению и своей военной карьере. Именно Февраль поставил его во главе «первого полка» Русской гвардии и армии. Вряд ли при царе такое могло случиться. Если офицеры-гвардейцы и решались отправиться к белым, то, скорее, в Киев к Скоропадскому или ждали прихода кайзеровских войск в Петроград. Поэтому, когда Тухачевский объяснял свое решение перейти к большевикам отсутствием у белых «вождя», он, пожалуй, не считал генерала Л. Корнилова возможным «своим вождем», вождем настоящего белого дела.
Старый дореволюционный товарищ Тухачевского, который считал себя своего рода «крестным отцом» будущего маршала в его службе советской власти, Н. Кулябко, вспоминал: «Мы встретились вновь лишь в марте 1918 года. Он уже успел поработать в Военном отделе ВЦИК, а меня 4-й Чрезвычайный Всероссийский съезд Советов избрал членом ВЦИК. После переезда правительства в Москву я был назначен военным комиссаром штаба обороны Москвы, потом стал заместителем председателя Всероссийского бюро военных комиссаров. В эти дни как раз и возобновились наши дружеские связи с Михаилом Николаевичем»344. Учитывая хронологию политических событий того времени и возникновения всякого рода «революционных» учреждений, в том числе Всероссийского бюро военных комиссаров, «эти дни» могли иметь место лишь в апреле 1918 г. Поэтому «дружеские связи» Н. Кулябко с М. Тухачевским возобновились не в марте, а в апреле 1918 г.
Возможно, известная дата вступления Тухачевского в Красную Армию и в партию — 5 апреля 1918 г. — и является датой начала его работы в Военном отделе ВЦИК. А несколько позднее, возможно тоже в апреле, по рекомендации Н. Кулябко и
А. Енукидзе, М. Тухачевский и вступил в РКП(б). Есть и иные свидетельства, объясняющие причины и обстоятельства перехода Тухачевского на сторону большевиков. Л. Норд утверждает, ссылаясь на самого Тухачевского, что решающую роль в этом его поступке сыграл не Н. Кулябко, а братья Куйбышевы.
Известно, что Тухачевский и младший из братьев, Николай Владимирович Куйбышев, будучи одногодками, в одно и то же время учились и окончили Александровское военное училище. Правда, на протяжении всех лет службы в Красной Армии трудно было заметить между ними особенно дружественные отношения. Однако Л. Норд свидетельствует об ином.
«Судьба столкнула Тухачевского с Николаем Владимировичем Куйбышевым в 1918 г. на вокзале в Москве, — писала Л. Норд. — И эта случайная встреча определила дальнейшую судьбу (будущего) маршала. Н.В. Куйбышев затащил его к себе и познакомил с братом. Старший Куйбышев, угадав и оценив незаурядную натуру Тухачевского, три дня уговаривал его примкнуть к большевикам. Он свел его со старшими офицерами, уже перешедшими к красным, и, когда Тухачевский был завербован, В.В. Куйбышев использовал все свое алияние в партии, чтобы выдвинуть молодого поручика на ответственный военный пост. Он сам поручился за Тухачевского и нашел для него еще других поручителей»345.
Несомненно, сам факт встречи с однокашником и определенные положительные эмоции, этим событием вызываемые, могли иметь место в то время. Однако, во-первых, Н.В.Куйбышев вряд ли мог присутствовать в конце марта—начале апреля 1918 г. в Москве. Во-вторых, другой из братьев Куйбышевых, Валериан Владимирович, с конца 1917 г. находился в Самаре, где он устанавливал советскую власть и затем стал секретарем губкома РКП (б). Он приезжал в Москву лишь на короткое время 4-го съезда Советов 14—16 марта 1918 г. и сразу же по его окончании вернулся в Самару. В тогдашней обстановке у него просто не могло быть времени на то, чтобы три дня уговаривать гвардейского поручика, а затем устраивать его судьбу в Военном отделе ВЦИК. Наконец, в-третьих, самое главное: Тухачевскому ничего не было известно о роли В. Куйбышева в собственной судьбе. Он обязательно бы указал этот факт в своих воспоминаниях о В. Куйбышеве, связанных со смертью последнего. «Благословение» одного из тогдашних «вождей» страны было бы для него далеко не лишним. Таким образом, информация Л. Норд о решающей роли братьев Куйбышевых в судьбе М. Тухачевского была, скорее всего, рождена слухами. Впрочем, вполне возможно, что Н. Куйбышев мог проинформировать своего брата о Тухачевском перед их совместной службой в 1 -й Революционной армии, в которую, как выше отмечалось, В. Куйбышев был в июле 1918 г. назначен военным комиссаром к будущему маршалу.
...Кроме Н. Кулябко, в начальной военной карьере Тухачевского важную роль сыграли еще два человека. Это А. Енукидзе, в те весенние и летние месяцы 1918 г. заведовавший Военным отделом ВЦИК и давший одну из двух рекомендаций М. Тухачевскому для вступления в РКП (б). Другой человек — К. Юре-нев. В те месяцы он являлся членом коллегии Наркомвоена, членом коллегии по формированию Красной Армии и председателем Всероссийского бюро военных комиссаров. Именно ему подчинялся с мая 1918 г. Тухачевский как военный комиссар
Московского района Западных отрядов Завесы. Именно К. Юре-нев рекомендовал Тухачевского на должность командующего 1-й Революционной армией1. Он и позднее называл бывшего гвардейского подпоручика своим «крестником», а тот, в свою очередь, это с благодарностью признавал346 347.
5
«Тухачевский Русской революции*
Важнейшим событием всемирно-исторического масштаба и в то же время судьбы и личностной идентификации М. Тухачевского была Варшавская битва. Польский, или Варшавский, поход Тухачевского был самым блестящим и самым катастрофическим воплощением советского военного искусства периода «революционной» Гражданской войны со всеми его достижениями и недостатками. Это была полнейшая катастрофа «красного Бонапарта», это было крушение Мировой революции, это было «чудо на Висле».
После этого события, развернувшего его «наполеоновскую судьбу» в каком-то неведомом направлении, затуманенном завесой тайны, он должен был все явственнее ощущать, что он не «Наполеон», а «Тухачевский русской революции» — особый «знак» особого события. В мире, поглощаемом им «извне», осмысленном через «книгу» и сконструированном им «в себе», начала смутно прорисовываться пугающая, не сопоставимая ни с чем, «исторически-одинокая», новая, «его» идентификация — «Тухачевский».
...Итак, М. Тухачевский, несомненно, не являлся тем «образом», который сформировался и в кругах русской военной эмиграции, и у его ближайшего окружения. Он не был «Наполеоном». Он был «Ставрогииым» со «смердяковским отпечатком на психокультурной установке», «аристократом в демократии». Он был «оборотнем» и «наемником-ландскнехтом». Его отношение к различным «идеологемам», «революционным ценностям» носило преимущественно «игровой», «карнавальный» характер, хотя и Ие было лишено определенной, порой весьма сильной, «романтической» увлеченности и воображения. Аристократическая ирония, исходившая из его существа, пронизывала все окружавшие его ценности, делай их призрачными, неустойчивыми. Он тяготел к динамически неустойчивому миру, а ие к мировой статике. Он, быть может, способен был осуществить при определенных обстоятельствах свое «18 брюмера», но, кажется, не испытывал большой потребности в его властных результатах. Смыслообразующим его устремлением была война — это, пожалуй, наиболее впечатляющее проявление мировой динамики. И если ему могла понадобиться власть, и если он при определенной конъюнктуре ее захватил или получил бы, то именно для войны. Тухачевский был воплощенной войной, «революционной войной», таившей в себе зародыш бонапартизма.
То, что фамилия «Тухачевский» уже в 1921 г. имела «знаковые» свойства, особенно на Западе, очевидно хотя бы из известного обмена мнениями между Э. Склянским и Лениным по поводу направления М. Тухачевского командующим войсками для подавления Тамбовского восстания. «Я считал бы желательным послать Тухачевского на подавление Тамбовского восстания, — писал Э. Склянский В. Ленину 26 апреля 1921 г. — ...Получится несколько больший политический эффект от этого назначения. В особенности за границей»1. Ленин, признавая, что действительно «за границей» в самом деле «получится несколько больший политический эффект» от назначения Тухачевского, согласился назначить последнего, но «без огласки... без публикации»348 349.
А в связи с обострением отношений с Францией уже 25 июля 1921 г. в своей записке Г. Чичерину Ленин предлагал ему наряду с другими «устрашающими жестами» (политический блеф) «поездку Тухачевского в Минск тоже с угрозой и помпой»350. Чичерин совершенно иначе оценивал ситуацию и отвергал предложенные Лениным «устрашения». Отвечая на записку, 2&июля Г. Чичерин писал: «Безусловно, не следует ни выступать с грозными интервью, ни устраивать демонстративных поездок Тухачевского в Минск. Один из лейтмотивов наших врагов — якобы в порыве отчаяния для своего спасения Советское правительство бросится на своих соседей»1.
Именно преднамеренно «устрашающий характер» имело и новое возвращение Тухачевского на должность командующего «Западным фронтом» в феврале 1925 г. В мае же 1925 г. во время 7-го Всебелорусского съезда Советов приездом Тухачевского в Минск была осуществлена самая настоящая «демонстрация силы и угроз».
Не без скрытой гордости и политического вызова ответственный секретарь ЦК КПБ Криницкий, представляя съезду Тухачевского, прямо комментировал действительную и вероятную реакцию зарубежной печати по поводу приезда в Минск командующего «Западным фронтом». «В польской печати много шумят... о приезде тов. Тухачевского в Западный округ, о приезде его в Минск, — говорил Криницкий, — и толкуют о том, что этот приезд знаменует то, что, дескать, Белоруссия или Советский Союз готовит нападение на Польшу...»351 352. Он говорил, что «весь съезд воспламеняется при лозунге «даешь Варшаву» и что «мы в ближайшие же дни в польских газетах прочтем нелепейшие сообщения о том, что Советский Союз... имеет вождя, чтобы этот лозунг осуществить, — товарища Тухачевского»'1.
Председатель съезда Червяков подхватил и продолжил рассуждения Криницкого: «К нам на съезд Советов приехал командующий Западным военным округом тов. Тухачевский. Он пробыл тут всего несколько дней, а уже в берлинских, варшавских, виленских и других газетах разнеслись слухи, что тов. Тухачевский приехал в Минск, чтобы здесь разработать планы похода на Запад, на Польшу, а может быть, и дальше»353 354.
Выступавшие явно преднамеренно «оговаривались», называя Тухачевского не командующим округом, а «командующим Западным фронтом»355. Так же представлялся делегатам и сам М. Тухачевский. Это обстоятельство, имея «знаковый смысл», усиливало «агрессивное» значение присутствия Тухачевского в Западном округе и в Минске.
Ожидаемый и предполагаемый результат был достигнут: зарубежная пресса на приезд Тухачевского в Минск отреагировала так, как это нужно было Москве: «Тухачевский приехал в Минск для подготовки в ближайшее время военного вторжения на Запад»356.
Не сомневаясь в том, что все это, равно как и выступление самого Тухачевского, станет вскоре известно заинтересованным лицам на Западе, «бряцание оружием» и его призыв к правительству Белоруссии «поставить в повестку дня подготовку к войне» — было рассчитано прежде всего на западных политиков, журналистов и обывателей. Тухачевский, как и прежде, играл роль политической «страшилки» для Запада.
...Долголетняя военно-политическая устойчивость М. Тухачевского была обусловлена прежде всего окончательно сложившейся к 1922 г. устойчивой, семантически двуединой политической «легендой»: Тухачевский — это «красный Бонапарт», а «Бонапарт» — это «революционная наступательная война». Его имя прямо и косвенно использовалось властью, блефовавшей перед зарубежьем, будучи экономически и политически немощной и социально неустойчивой. В зависимости от внешнеполитических обстоятельств Тухачевского «выставляли» либо в качестве «пугала революции извне», либо в качестве вождя близкого «бонапартистского переворота». В первом случае власть стремилась напугать Запад новым «революционным вторжением», во втором — пыталась удержать Запад от интервенции, намекая на близкую свою «бонапартизацию».
' 6 «Бонапарт» и его «маршалы»
Следует отметить, что М. Тухачевский достаточно легко сближался с людьми, но, как сообщают некоторые мемуаристы, и достаточно легко мог менять свои дружеские привязанности. Это может свидетельствовать о весьма сильной и устойчивой личностной самодостаточности Тухачевского. Подвергаясь неизбежному воздействию среды, он в то же время легко избавлялся от ее влияния при изменении круга лиц, в котором ему приходилось вращаться в то или иное время. В его дружеских связях с его стороны никогда не замечалось большой сердечности. Его холодность, рассудочность (отмечаемые мемуаристами) в отношении с окружавшими, как выше говорилось, объяснимые аристократическим самомнением, видимо, обусловливали характер его связей с друзьями и приятелями. «По моим наблюдениям, — вспоминала Л. Норд, — он вообще чувствовал себя с женщинами лучше, чем с мужчинами, и держался куда проще. Это не означало, что он очень любит ухаживать: его самой большой приятель нице, жене начарта округа М.М. Белавинцевой, было далеко за пятьдесят лет... Мне кажется, что тут играло роль и то, что почти на всех женщин внешность Тухачевского и его обаятельность (а он мог быть таким, когда хотел) действовали неотразимо, и это льстито ему. М.М. Белавинцева обожала его так, как не всякая мать обожает своего сына. Усомниться при ней в каких-нибудь достоинствах Михаила Николаевича было нельзя. Однажды я это сделала и надолго испортила свои отношения с ней»1. Отвечая незримому собеседнику на возникающий в контексте приведенных рассуждений вполне банальный вопрос: «Были ли у него настоящие, глубокие романы?» — Л. Норд, учитывая многочисленные слухи о любовных «похождениях» Тухачевского, отвечала: «Пожалуй, нет... Увлечения кончались у него очень быстро»357 358. Можно полагать, что женщины не оказывали сколько-нибудь заметного воздействия на его поведение и поступки, разве что усиливали от природы и по воспитанию весьма развитое эстетическое восприятие окружающего мира и людей.
Как известно, слухи и сплетни о многочисленных «амурных похождениях» Тухачевского имели достаточно веские основания в его жизни на протяжении всей карьеры маршала. Л. Норд приводит и те, которые активно обсуждали в «светских» и высших армейских кругах Западного фронта в 1922—1924 гг.
«По гарнизону поползли всякие слухи, — вспоминала Л. Норд. — Одни утверждали, что командарм двоеженец, и это послужило поводом для разрыва'1. Другие говорили, что его первая жена давно покончила жизнь самоубийством, и при этом добавляли, что Тухачевский даже не поехал на похороны, поручив распорядиться о них своему адъютанту. Третьи доходили до того, что рассказывали о садизме Тухачевского, который якобы бил жену тонким хлыстом до крови»1.
Действительно, первая жена Тухачевского, М.В. Игнатьева, с которой он был знаком еще с гимназических лет в Пензе, застрелилась в его штабном вагоне еще в 1920 г. при неясных обстоятельствах359 360. Второй его женой стала 16-летняя Лика, младшая дочь лесничего (так о ней свидетельствует Л. Норд, которая, по собственным уверениям, являлась ее двоюродной сестрой). Брак был заключен по любви и по желанию новобрачной (вопреки нормам партийной этики) — в церкви (Л. Норд)1. Однако брачные отношения Тухачевского со второй женой оказались сравнительно недолгими: в 1923 г. жена Лика ушла от него. Причиной разрыва, по свидетельству Л. Норд, послужила любовная связь командующего фронтом с Татьяной Сергеевной Чарнолузской (как утверждает Л. Норд, сводной сестрой А. Луначарского). Впрочем, говорили, что до этого Тухачевский «слегка ухаживал за ее сестрой, менее красивой, но очень изящной маленькой брюнеткой Наташей» (Натальей Сергеевной Чарнолузской). Говорили, что Тухачевский будто бы «афишировал свои встречи» с Т. Чарнолузской361 362 363. Однако имеются указания на то, что в это время у М. Тухачевского была «женой» («одной из жен», по документам 1937 года1) некая Протас, к 30-м годам уже разведенная с ним.
По штабным документам Западного фронта 1922—1923 гг. прослеживается Амалия Яковлевна Протас. Согласно «Списку сотрудниц женщин управлений и отделов Штазапа, Пузапа и
Упвосозапа по состоянию на 1 августа 1923 г.», «Протас Амалия Яковлевна — адъютант командующего Западным фронтом (т. е. М. Тухачевского), девица, образование среднее, беспартийная, место службы — вагон командующего. Убыла со службы 25 августа 1923 г.»1. Учитывая, что режим службы Тухачевского в должности командующего Западным фронтом в 1922— 1924 гг. был в основном «на колесах» (постоянные разъезды по фронту, в командировки в Москву, Минск и др. города), он жил в своем служебном вагоне364 365 366. Там же располагался и его штаб. А. Протас с 1922 г. в силу своего служебного положения сопровождала Тухачевского в его постоянных разъездах. В самом Смоленске Тухачевский, судя по графику его служебной деятельности, бывал сравнительно мало. Учитывая все вышесказанное о режиме службы М. Тухачевского, возрасте и служебном положении А. Протас, нет необходимости пространно рассуждать о том, что Амалия Яковлевна Протас являлась его «действительной женой». Для «другой жены» в «хронотопе» жизнедеятельности Тухачевского просто не находилось места. Возможно, именно Амалия Протас и была той Ликой, о которой пишет в своих воспоминаниях Л. Норд. (Само имя А мазня вполне могло приобрести в отношениях между близкими людьми уменьшительную форму Лика.) Косвенным свидетельством в пользу такого предположения могут быть и обстоятельства разрыва М. Тухачевского с А. Протас. Судя по штабным документам, с 13 января 1923 года ее отпраатяют в полуторамесячный отпуск. Затем отпуск продлевается до 21 апреля 1923 г.'\ Однако А. Протас неожиданно возвращается из отпуска 15 марта 1923 г. и вновь сопровождает командующего в поездке по фронту (так записано в приказе по штабу фронта)367 368 369. 21 апреля 1923 г. А. Протас исключают из списков служащих по собственному желанию. В июне того же года она вновь оказывается адъютантом командующего и сопровождает Тухачевского в Москву0. Затем с 11 июля вновь отправляется в отпуск14. Наконец, с 14 августа 1923 г. считается
окончательно уволенной со службы1. Все это напоминает импульсивные женские капризы, а не распланированный режим службы адъютанта командующего фронтом. Л. Норд, много рассуждая о взаимоотношениях Тухачевского с Ликой, также обращает внимание на вскоре начавшиеся между ними конфликты, ссоры, внезапные отъезды Лики и ее возвращение370 371 372. Наконец — окончательный разрыв.
Разрывы были часто весьма болезненны для оставляемых им женщин. Татьяна Сергеевна Чарнолузская, «брошенная»
М. Тухачевским, по воспоминаниям, «глушила любовь (уже не разделяемую) вином и кокаином, опустилась чуть ли не до дна»1. Тогда же, в период командования Западным фронтом, в 1923 г. Тухачевский «отбил» жену у политкомиссара 4-й стрелковой дивизии Западного фронта Л. Аронштама, Нину Евгеньевну Гриневич, из старинной русско-польской дворянской фамилии и женился на ней (в третий раз?). Ситуация повторилась спустя пять лет: оказавшись с 1928 г. командующим Ленинградским военным округом, Тухачевский сблизился с женой своего друга (которого он спасал во время «кронштадтских событий» 1921 г.) Н. Кузьмина, Юлией Ивановной Кузьминой. Брак не • был зарегистрирован (Тухачевский оставался до конца дней «законным мужем» Н. Гриневич), однако, как в обиходе говорится, Тухачевский «жил» с ней вплоть до ее ареста в 1937 г. и воспитывал ее дочь от Н. Кузьмина. Однако, как отмечала Л. Норд, «чем ярче разгоралась звезда Тухачевского, тем больше женщин кружились вокруг него. Тогда у Михаила Николаевича стала проявляться избалованность и даже рисовка»373 374. Среди женщин, с которыми он на какое-то время близко сходился, были жена сына А.М. Горького Н. Пешкова, Н. Сац, А. Скоблина и др. С нескрываемой симпатией вспоминала о нем Г. Серебрякова.
Близкие к нему люди считали, что друзей среди мужского окружения, по большому счету, у него не было0. «С мужчинами Тухачевский в большинстве случаев держал себя замкнуто. На-
С. МИИАКОВ
стоящих друзей среди иих у него было немного...»1. В определенных случаях этому способствовала и «опасность», которую он представлял для их жен. Г. Иссерсон, имевший возможность в силу служебных обстоятельств наблюдать М.Тухачевского еще с весны 1923 г., оставил на этот счет такое мнение. «Тухачевский... не имел никакого своего окружения и не группировал вокруг себя так называемых «любимчиков»375 376 377. Считали, что «у Михаила Николаевича были особые понятия о дружбе: по его мнению, он мог располагать друзьями, как и когда хотел»'1. А вот о его ол’ветственности перед друзьями существуют разные мнения.
В период Гражданской войны и в 20-е гг. менталыю-форми-рующее влияние на Тухачевского и процесс его самоидентификации оказывал ряд наиболее близких к нему людей: друзей, приятелей и наиболее «долговременных» сотрудников. Находясь в постоянном «ментально-заинтересованном диалоге» с ними, «отражаясь» в «зеркале» их нравственных, политических, социокультурных настроений, Тухачевский идентифицировал себя, невольно идя навстречу их ожиданиям. Будучи личностью «поддающейся влиянию», как отмечал в 1919 г. в своей характеристике комиссар 5-й армии И. Смирнов378, Тухачевский воспринимал их воздействие и потому, что все они были старше его по возрасту и квалифицированнее по военному и общему образованию. Являясь его друзьями, приятелями, близкими сотрудниками, они оказывались фактически и его «учителями» и «воспитателями». В круг лиц, среди которых главным образом приходилось вращаться М. Тухачевскому в 20-е годы, особенно в первую их половину, оказывавших доминирующее на него влияние, входили в первую очередь Н. Какурин, И. Троицкий,
А. Зайончковский, А. Готовский, В. Готовский, П. Ермолин,
А. Виноградов, Н. Соллогуб, А. Де-Лазари и их приятельское окружение. В этом отношении внимания прежде всего заслуживает полковник Генштаба Николай Евгеньевич Какурин (1883—1936).
Николай Евгеньевич Какурин родился в г. Орле в семье полковника (завершившего свою военную карьеру генерал-лейтенантом) Е.Н. Какурина, занимавшего тогда должность начальника штаба 36-й пехотной Орловской дивизии. Его отец, Евгений Николаевич Какурин, принадлежал к старинному дворянству Орловской губернии. После окончания Житомирской гимназии, а затем Михайловского артиллерийского училища Н. Какурин с 1904 г. начал службу подпоручиком. В 1910 г. он успешно завершил обучение в Академии Генерального штаба и вскоре продолжил свою военную карьеру на штабных и строевых должностях, приняв активное участие в Первой мировой войне.
В Красной Армии Н. Какурин оказался не сразу. Он крайне отрицательно отнесся к захвату власти большевиками и остался в Киеве, где в конце 1917 — начале 1918 г. аккумулировалась монархически настроенная часть русского общества и армии. С 1918 по конец 1919 г. он находился в составе так называемой Галицийской армии. После ее поражения и в период отступления деникинских войск с Украины Н. Какурин, очевидно, со многими частями Галицийской армии, перешедшими на сторону красных, оказался как полковник Генштаба в распоряжении на-чатьника Всероглавштаба. Оттуда 14 июля 1920 г. он был направлен на Западный фронт в распоряжение начальника штаба 16-й армии.
. Тухачевский, оценивший выдающиеся оперативные способности Какурина, назначает его в конце декабря 1920 г. своим 2-м помощником. Особенно сблизились они в период подавления Тамбовского восстания, когда Какурин занимал должность начальника штаба войск Тамбовской губернии, которыми командовал Тухачевский. В июле — сентябре 1921 г. Н. Какурин, оставаясь в подчинении М.Тухачевского, успешно руководит группой войск Витебского района (в составе Западного фронта) по ликвидации бандформирований. После сравнительно кратковременного пребывания вместе с Тухачевским в Военной академии РККА в должности главного руководителя по тактике 25 марта 1922 г. Н. Какурин назначается командующим Войсками Бухаро-Ферганского района в составе Туркестанского Фронта. 17 июня его назначают помощником командующего войсками Туркестанского фронта. Впрочем, в этой должности он пробыл недолго. В связи с тяжелым и хроническим заболеванием лихорадкой его эвакуируют в Москву. Здесь он вскоре, в конце 1922 г., оказывается в должности старшего руководителя по тактике Военной академии РККА. Оставаясь в этом качестве и в последующие годы, Какурин получает в порядке служебного совмещения с 1923 г. должность начальника отделения (части) по истории Гражданской войны в Уставном отделе Оперативного управления Штаба РККА.
Какурин пережил свою драму «хождения по мукам», свою «белую гвардию». Он был и против красных, и среди галиций-цев, и в составе Красной Армии выполнял патриотический долг в Советско-польской войне, и участвовал в кровавом подавлении крестьянской войны, и в Туркестане воевал за целостность «имперского пространства России». Очевидно, и этот фактор сыграл свою роль в решении Н. Какурина стать в 1921 г. членом РКП(б).
Будучи человеком незаурядным, выдающимся офицером Генерального штаба, преподавателем Военной академии РККА и плодовитым военным ученым, историком и теоретиком, Какурин стал одним из главных создателей «образа и легенды Тухачевского». «Образ» Тухачевского, созданный Какуриным, несомненно, способствовал формированию с 1921 г. и устойчивой вплоть до 1930 г. самоидентификации советского военного лидера и идентификации его в общественном мнении. В каких же значениях был сконструирован этот «образ»?
В 1921 г. Н. Какурин называл М. Тухачевского «одним из наших военных авторитетов, чутко откликающихся на все новые явления в области военной жизни»1. Работу Тухачевского «Стратегия национальная и классовая» Какурин считал «чрезвычайно интересной и открывающей обширные горизонты... единственной в своем роде попыткой установить и ввести ряд новых понятий в... стратегию»379 380. «Варшавский поход Красной Армии» под предводительством М. Тухачевского, по мнению Н. Какури-на, был «одной из блестящих страниц» истории Красной Армии и «мировой военной истории», сопоставимым с «походами революционных армий первой Французской республики»1. В 1924 г. Какурин заявлял, что «вехи будущей пролетарской стратегии с достаточной четкостью намечены в трудах М.Н. Тухачевского»381 382. В 1928 г. Какурин утверждал решающую роль в разгроме армий адмирала Колчака Златоустовского сражения. «Златоустовское сражение от начала до конца было проведено товарищем М.Н.Тухачевским»383. Какурин писал об «искусном маневре» «товарища Тухачевского»384. Уже в 1927 г. Н. Какурин сформулировал развернутую оценку специфики Гражданской войны и определил в ней роль М. Тухачевского.
«Тактическая подготовка Красной Армии, — писал он, — слагалась под влиянием двух данных: с одной стороны — военной доктрины, основывающейся главным образом на опыте мировой войны и находившей свое определенное выражение в действующих уставах, а с другой стороны — под влиянием, так сказать, творчества мест, искавших научного оформления тех способов и приемов действий, которых требовала своеобразная обстановка маневренной войны на растянутых фронтах. Наиболее полное и законченное выражение эти взгляды приобрели у командующего Западным фронтом тов. Тухачевского... Эти взгляды, свидетельствующие о правильном понимании сущности и основ военного искусства, с большей или меньшей законченностью и четкостью были распространены и среди его ближайших сотрудников»'1. -
К сказанному выше следует добавить штрихи характеристики Тухачевского, принадлежащие философу И. Ильину, своим источником так или иначе имевшие также мнение Н. Какурина: «Очень честолюбив, фаталистичен... может стать центром заговора»1.
Таково было «отражение Тухачевского», рожденное мнением Какурина, как своеобразным зеркалом, чаще всего появлявшимся перед ментальным взглядом «красного Бонапарта», в силу их близких, дружеских связей. Это «отражение» способствовало самоидентификации Тухачевского в новом, послевоенном «контексте» его конкретно-исторического бытия. В нем уже просматриваются признаки и его новой, «Тухачевской», идентификации, определявшейся после Варшавской катастрофы.
...Через Н. Какурина М. Тухачевский близко познакомился с Иваном Александровичем Троицким (1879 — 1939), подполковником Генерального штаба. Знакомство это, очевидно, произошло в 1921 г. во время подавления Тамбовского восстания. В то время И. Троицкий являлся начальником оперативного отдела боевого участка, входившего в состав группы войск Тамбовской губернии, которой командовал Тухачевский2. С Какури-ным Троицкий был знаком и дружен еще со времени учебы в Академии Генерального штаба'*. Отношения его с М. Тухачевским стали близкими, дружескими особенно с августа 1921 г., когда он оказался также на преподавательской работе в Военной академии. Впрочем, летом 1923 г. И. Троицкий был направлен военным атташе в Турцию, откуда возвратился только в 1925 г. По его собственным признаниям, «вернувшись из Тур- 385 386
ции, я восстановил связи с Тухачевским и Какуриным. У Тухачевского я сделался частым гостем. У него собирались почти каждый день»1. Тухачевский тоже посещал квартиру Троицкого, был близко знаком с его матерью и сестрой387 388 389. «В двадцатые годы, когда мы иногда наезжали в Москву на неделю или на полторы и примащивались на это время у тетки — других возможностей не было, — вспоминал К. Симонов1, — я видал пришедшего в гости к Ивану Александровичу (ее деверя звали Иван Александрович) высокого и красивого Тухачевского»390 391 392.
Троицкий не был сутубо военным человеком, хотя и являлся кадровым офицером с академическим образованием. Прежде этого он окончил юридический факультет Московского университета. Официально к Генштабу он был причиален в 1922 г. «за особые заслуги»’. Это указывало на то, что он был выдающимся и интеллигентным офицером. Как и Н. Какурин, И. Троицкий до 1930 г. принадлежал к самым близким друзьям М. Тухачевского, несомненно, на него влиявшим и им восхищавшимся. «Я являлся агитатором достоинств Тухачевского, — признавался позже Троицкий. — Восхвалял при всех удобных случаях его таланты»1’. Тухачевский же, как отмечалось выше, в свою очередь, столь же несомненно, невольно ориентировался на их социально-политические, нравственные и интеллектуальные настроения.
Какурин весьма активно способствовал популярности «красного Бонапарта» среди «старых» и «молодых» генштабистов. Вокруг него сформировалась достаточно многочисленная и авторитетная в военно-элитарных кругах группа офицеров. Все они были его близкими приятелями и друзьями. С одними он учился в Академии Генерального штаба393, другие служили под его началом, третьи являлись его слушателями в академии. Этому способствовало также и то обстоятельство, что Н. Какурин был родным племянником генерала А. Зайончковского по матери1. Он был весьма близок к своему дядюшке и даже внешне был на него очень похож, что не могло не импонировать старому генералу. Тухачевский познакомился с Зайончковским в августе 1921 г., став начальником Военной академии РККА, в которой старый генерал являлся одним из профессоров, читавших курс по стратегии.
Гвардейский генерал от инфантерии Генерального штаба Андрей Медардович Зайончковский (1862—1926), из дворян Орловской губернии, бывший командир л.-г. Егерского полка, затем — Петровской бригады 1 -й гвардейской пехотной дивизии, был известен еще до 1914 г. Хотя после окончания Орловского-Бахтина кадетского корпуса, а затем Николаевского военно-инженерного училища Зайончковский попал в саперные части, вскоре, успешно получив высшее военное образование в Николаевской академии Генерального штаба, оказался в войсках гвардии. Он стал начальником штаба гвардейской кавалерийской дивизии. Успешно прослужив в чине полковника командиром 85-го Выборгского пехотного полка во время Русско-японской войны, Зайончковский был произведен в генерал-майоры и в 1905 г. назначен командиром л.-г. Егерского полка. В этом Качестве он прослужил до 1908 г. Затем, после кратковременного исполнения обязанностей командира л.-г. Семеновского полка, его назначили командиром 1-й гвардейской пехотной бригады (так называемой Петровской) в составе старейших полков гвардии — л.-г. Преображенского и л.-г. Семеновского. В этой должности он прослужил до 1912 г.394 395. Зачисленный в списки л.-г. Егерского полка, А. Зайончковский до конца своей службы в старой армии числился генералом по гвардейской пехоте. Монархист по убеждениям и гвардеец по службе, он был близок к императору Николаю II1.
Учитывая перечисленные выше его должности в гвардии, следует иметь в виду, что для всех бывших офицеров л.-г. Преображенского, Семеновского и Егерского полков Зайоичковский и в Советской России оставался «старшим начальником» и «командиром». В определенной мере это, видимо, сказывалось и на поведении М. Тухачевского и отношении последнего к генералу А. Зайончковскому. Во всяком случае, это обстоятельство способствовало их личному сближению.
«Я знал Зайончковского уже давно, — вспоминал, давая ему характеристику, генерал А. Брусилов, — и считал его отличным и умным генералом. У него была масса недругов, в особенности среди его товарищей по службе Генерального штаба. Хотя вообще офицеры Генерального штаба друг друга поддерживали и тащили кверху во все нелегкие, но Зайоичковский в этом отношении составлял исключение, и я редко видел, чтобы так нападали на кого-либо, как на него. Объясняю себе это тем, что по складу и свойству его ума, очень едкого и часто злого, он своим ехидством обижал своих штабных соратников... Это был человек очень ловкий и на ногу не давал себе наступать, товар же лицом показать умел. Что касается меня, то я его очень ценил, считая одним из лучших наших военачальников, невзирая на его недостатки»396 397. В официальной характеристике Зайончковскому 1915 г. генерал Брусилов писал: «Умный, ловкий, сообразительный, отлично знает военное дело и очень умело применяет свои знания сообразно с обстановкой, которую быстро схватывает и правильно в ней разбирается. Порученные ему задачи выполняет отлично, руководит войсками прекрасно. Любит товар лицом показать и наилучшим образом осветить действия своих войск и свои успехи. Очень самолюбив и даже обидчив. Отлично руководит обучением своих войск. ...Воли твердой. Здоровья Крепкого, отличный командир корпуса»398. ,
Позднее, вспоминая об одном заседании в октябре 1917 г.,
А. Брусилов дополнил характеристику: «На этом же заседании ораторствовал генерал А.М. Зайончковский, которому в то время я имел наивность верить. Речь его была блестящая, как и все, всегда и везде, что он делал и при царе и при большевиках. Талантливый субъект, что и говорить. Жаль только, что в своих военных очерках он так много лжет»399. Впрочем, есть определенные сомнения в том, что текст этого дополнения к характеристике генерала Зайончковского полностью является авторским текстом самого Брусилова. Известно, что 2-я часть его «воспоминаний» осталась после его смерти не завершенной ни по содержанию, ни в редакционном отношении. Эта часть редактировалась под руководством вдовы генерала, известной своими ярыми антисоветскими настроениями. В то же время научное исследование рукописи 2-й части воспоминаний А. Брусилова не дает оснований сомневаться в том, что вся она, в том числе и дополнения к характеристике А. Зайончковского, являются авторскими.
Какие же обстоятельства или причины заставили генерала
А. Брусилова сделать своеобразную ремарку: «...которому в то время я имел наивность верить». В чем таком «обманул» Зайончковский своего бывшего начальника и приятеля, что радикально изменило к нему отношение со стороны Брусилова? Факт секретного сотрудничества генерала Зайончковского с ОГПУ? Но об этом генерал Брусилов, конечно же, не знал. Возможно, в определенной мере изменение отношения Брусилова к Зайонч-ковскому было обусловлено некоторой косвенной причастностью последнего к судьбе единственного сына «вождя» Брусиловского прорыва — бывшего ротмистра л.-г. Конно-гренадерского полка
А.А. Брусилова (1887—1919). Вспоминая 1919 г., генерал писал: «В это время мой несчастный сын Алеша, несколько месяцев назад выпущенный из тюрьмы, был еще с нами. О, дома у него создался такой ад, что он рвался из Москвы... подальше от своей жены и ее бабушки. ...Он хлопотал, и его устроили помимо меня, с помощью А.М. Зайончковского, на службу по доставке лошадей и покупке седел для какого-то запасного полка. Он уехал, кажется, в Борисоглебск, приезжал на несколько дней как-то. Вскоре его коммунистическое начальство стало настаивать, чтобы он принял полк. Ясно, что для них было важно иметь в Красной Армии моего сына. Он отбояривался как мог, но безумно боялся, что его упрямство может меня погубить. Решающую роль сыграл генерал Зайончковский, сам будучи начальником штаба одной из красных армий1, он уговорил его принять полк. Все это мне рассказывал бывший вахмистр Конногренадерского полка, который на красном фронте оказался его адъютантом, а потом вернулся в Москву. Он говорил мне, что, коща оказалось, что полк посылается на фронт, сын сильно мучился вопросом: как идти против своих? Он сказал всем: делайте кто что хочет, перебегайте к белым, уезжайте в Москву, на все я смотрю сквозь пальцы, ничего не вижу. Лично мне остается только пустить себе пулю в лоб, так как за мной, в Москве, в плену у красных мой старик — больной отец.
Затем вскоре оказалось, что помимо его воли этот полк оказался в плену у белых. Я больше ничего не знаю. Я уж писал в своей автобиографии, что мне рассказывали множество версий о его дальнейшей судьбе, то он умер от тифа, то бежал с группой конно-гренадеров в Константинополь, то по личному приказу Деникина был расстрелян белыми. Верного я до сих пор ничего не знаю. Одно полагаю правдоподобным, что в живых его нет»400 401.
Однако это трагическое для А. Брусилова событие (потеря сына) случилось в 1919 г., и оно не повлияло на весьма положительную брусиловскую характеристику А. Зайончковского в 1 -й части воспоминаний, завершенных в 1922 г. Видимо, все-таки главной причиной изменения отношения А. Брусилова к А. Зай-ончковскому были именно «очерки», точнее — книга Зайончковского «Стратегический очерк войны 1914 — 1918 гг.>>, изданная в 1923 г. В ней рассматривались военные события как раз 1916 — 1917 гг., начиная с Брусиловского прорыва. Именно то, как освещал и анализировал эту операцию генерал Зайончковский, и вызвало недовольство и обиду со стороны Брусилова.
Хорошо знавший Зайончковского по совместной службе
А. фон Лампе вспоминал, что это был «человек тонкого ума, очень честолюбивый, пользовался придворным влиянием... Иностранных гостей всегда присылали к нам, так как Зайончков-ский мог принять их как никто». А. фон Лампе, уже будучи в эмиграции, тем не менее, видимо, под впечатлением былой службы, весьма лояльно относился к генералу. Возможно, он не потерял окончательно надежды на то, что Зайончковский сможет сыграть в благоприятных условиях свою положительную роль в победе Белого дела. «Менее всего я мог думать, что он пойдет к большевикам, да еще в строй, — писал фон Лампе. — Это не было на него похоже». Автор дневника свидетельствовал о «ярко выраженных монархических убеждениях» А. Зайонч-ковского, о его «дружбе с царем»1.
Генерал А. Свечин считал, что «Зайончковский, по методам своего мышления, представляет собой реакционера 80-х гг., восьмидесятника с ног до головы, и ни одной крупинки он не уступил ни Октябрьской революции, ни марксизму, ни всему нашему марксистскому окружению»402 403 404. По мнению политического руководства Военной академии РККА, Зайончковский весьма «топорно» приспосабливался к советской власти и новой, коммунистической идеологии («сочувствует коммунистической партии»)8. Свидетели вспоминали, что после одной из первых лекций по «стратегии революционной войны», прочитанной в академии Тухачевским, бывший генерал отреагировал своеобразно. «Да! — покачивая головой, говорит мне Андрей Медардович Зайончковский. — Заставит меня этот Мишенька на старости лет прочитать «Капитал» вашего Маркса»405 406. Впрочем, весьма близкие, дружеские отношения между двумя «генералами» с разницей в возрасте в 30 лет сложились, видимо, несколько позднее, с 1922 г., после возвращения из Туркестана Н. Какури-на. По свидетельству дочери генерала, Тухачевский приходил в гости к Зайончковскому, особенно часто в 1923 — 1924 гг Л
Токио отношения между Тухачевским и Зайончковским, видимо, сохранялись до самой смерти генерала в марте 1926 г. Известно, что именно М. Тухачевский написал предисловие к исследованию А. Зайончковского, посвященному истории 1 -й мировой войны1. Это было понятно и во многом объяснялось их единодушием в оперативно-стратегических взглядах. Как Тухачевский, так и Зайончковский, разделяли наступательную концепцию «стратегий сокрушения»407 408 409. А. Зайончковский, как и его племянник Н. Какурин, поддерживал «стратегию революционной войны», выдвинутую М.Тухачевским*. Видимо, отношения между Тухачевским и Зайончковским оставались вполне благожелательными до самой смерти генерала в марте 1926 г. В этом отношении вызывает сомнения эпизод, рассказанный Л. Норд, на который обратил внимание Б. Соколов. В нем якобы А. .Зайончковский на одном из «активов» в Военной академии РККА подхалимничал перед Сталиным; Тухачевский его упрекал за это, а Фрунзе дал отрицательную характеристику генералу в разговоре с М. Тухачевским410. Похоже, это уже «ретроспективные накладки» мемуаристки под впечатлением позднейших «разоблачений» Зайончковского как секретного сотрудника ОГПУ. Для 1923—1925 гг. же ситуация, описанная Л. Норд, представляется малоправдоподобной.
Благодаря Какурину и Зайончковскому с Тухачевским познакомилась и дочь генерала — Ольга Андреевна Зайончковская (1892—1962?), ставшая одним из главных осведомителей ОГПУ о Тухачевском. Как и ее отец, с 1921 г. Зайончковская являлась секретным сотрудником ОГПУ.
Личность Зайончковского интересна еще и тем, что создавала достаточно масштабный и весьма разнообразный социокультурный фон в военных кругах, благоприятно ориентированный на Тухачевского. Как бывший командир л.-г. Егерского полка и командир 1-й (Петровской) бригады 1-й пехотной гвардейской дивизии1 генерал от инфантерии «по гвардейской пехоте», а также как один из наиболее авторитетных высших начальников старой армии, оставшихся в СССР и в РККА (наряду с А. Брусиловым), Зайончковский «стягивал» на себя бывших гвардейцев.
О. Зайончковская-Попова признавалась много позже, что «сообщала (в ОГПУ. — С.М.) о Тухачевском со слов моего отца (А. Зайончковского), моего двоюродного брата Н. Какурина, матери и сестры Ивана Александровича Троицкого, Де-Лазари, Александра Николаевича, братьев Готовских...»411 412 413. Таким образом, в близких, приятельских отношениях с Тухачевским из лиц, группировавшихся вокруг генерала А. Зайончковского, находились, кроме Н. Какурина и И. Троицкого, братья Владимир и Александр Готовские. На личности старшего из братьев, Владимира Готовского, выше я уже задерживал внимание читателя, поэтому остановлюсь на характеристике младшего.
Александр Николаевич Готовский (1888 — после 1936) был не только близким другом семьи Зайончковского и Какурина, но и близким сослуживцем и соратником Тухачевского. После окончания Николаевского кавалерийского военного училища он был выпущен корнетом в л.-г. Кирасирский Ее Величества полк, в котором прослужил вплоть до 1914 г Л В полку он был сослуживцем другого в будущем близкого сотрудника Тухачевского — М.А. Баторского. Окончив в 1913 г. Академию Генерального штаба, А. Готовский накануне 1-й мировой войны был назначен обер-офицером при штабе 3-го армейского корпуса. Ватоть до конца 1917 г. он прослужил на различных штабных должностях. Оказавшись в РККА с лета 1918 г., А. Готовский ватоть до мая 1919 г. служат в штабах войск Петроградского военного округа. Затем с мая 1919 до января 1920 г. был сначала помощником начальника Высшей каватерийской школы в Петрограде (бывшее Николаевское кавалерийское училище ), а затем — начальником оперативного управления штаба Южного фронта.
Его боевое сотрудничество с Тухачевским и, естественно, личное знакомство начались с весны 1920 г. на Западном фронте. Сначата А. Готовский был начальником Смоленских кавалерийских курсов вплоть до января 1921 г. Затем переведенный в Тамбовскую губернию возглавил войска Борисоглебского уезда. С назначением Тухачевского командующим войсками Тамбовской губернии в мае 1921 г. А. Готовский, высоко ценимый новым командующим как кавалерийский начальник, был назначен начальником кавалерийского лагерного сбора Тамбовского района. После перевода Тухачевского в Военную академию РККА А. Гатовский возвратился в Петроград на должность начальника 2-й Петроградской кавалерийской школы. В этом качестве оставался до начала 1923 г. В конце мая 1923 г., по не совсем ясным причинам, был отстранен от должности и отправлен в распоряжение Штаба РККА, где находился до конца марта 1924 г. Последующая его военная карьера была малопримечательна. С марта 1924 и до 1930 г. он находился на преподавательской работе в Высшей пограничной школе ОГПУ1, а в 30-е гг. служил в Управлении механизации и моторизации РККА при И. Хагепском2. Во время присвоения персональных воинских званий осенью 1935 г. получил звание полковника.
Как уже отмечалось выше, в Николаевской академии Генерального штаба одновременно с Н. Какуриным обучался Н. Соллогуб. Это обстоятельство способствовало возникновению между ними приятельских отношений, в том числе и с семейством генерала Зайончковского. Примечательно также и то, что Какурин после перехода из Галицийской в Красную Армию, пройдя «фильтрацию», был направлен на Западный фронт в распоряжение командующего 16-й армией, каковым тогда, в 1920 г., оказался Н. Соллогуб. В составе штаба и войск 16-й армии, т. е. рядом и под начальством Соллогуба, Какурин оставался вплоть до октября 1920 г. После Гражданской войны прежние дружеские отношения между ними сохранялись, и Соллогуб стал одним из частых гостей в доме генерала Зайончковского. Н.В. Соллогуб являлся одним из выдающихся высших командиров Красной Армии в период Гражданской войны, но, к сожалению, ныне почти забыт и не оценен по заслугам советской властью. Эта фигура заслуживает большого внимания, тем более что мне придется еще неоднократно к ней возвращаться.
Книговик, ,
«Начальника отделения (оперативного), — вспоминал он много позднее, — приходилось просить со стороны, из числа офицеров, которые имели уже в этом деле опыт. В этом отношении мне очень повезло: предложили начальника оперативного отделения 1-й армии, составившего себе отличную репутацию. Это был подполковник Николай Владимирович Соллогуб, который, со своей стороны, стремился перевестись в войска гвардии, — сам бывший гвардеец (начал службу в лейб-гвардии во 2-м Царскосельском стрелковом полку)».
Генерал Б. Геруа, сам вышедший из офицеров л.-г. Измайловского полка, назначенный генерал-квартирмейстером штаба войск гвардии, так характеризовал личные качества Соллогуба. «Это был умный, знающий, тактичный, уравновешенный человек и превосходный организатор, — писал он. — Ловкими своими руками он быстро слепил из имевшегося материала основное отдаление штаба, постепенно завоевавшее себе авторитет и всеобщий почет. Вместе с тем он объединил вокруг себя подчиненную ему молодежь Генерального штаба, сделав для них работу приятной и интересной. Благодаря Со.ллогубу спокойная и уверенная атмосфера водворилась сначала в круге его непосредственного влияния, а затем ею заразились и соседи. С этим выдаю-лцимся офицером мне суждено было работать с маленьким перерывом вплоть до фактического окончания войны, то есть до осени 1917 г.»1.
В Красной Армии Н. Соллогуб оказался с июня 1918 г.414 415 после кратковременного пребывания в немецком плену с января по апрель 1918 г.416. До августа 1919 г. он успел прослужить и начальником штаба Восточного фронта, членом Высшей военной инспекции, начальником оперативного управления штаба Западного фронта. В августе 1919 г. был назначен командующим 16-й армией Западного фронта, пробыв в этой должности вплоть до конца сентября 1920 г. В этом качестве принял активное участие в польском походе Тухачевского, командуя главной ударной силой фронтовых войск. С начала октября и по декабрь 1920 г. Н. Соллогуб был начальником штаба Западного фронта, оказавшись, таким образом, одним из ближайших сотрудников М. Тухачевского. О высокой оценке его военных способностей и боевого опыта, прекрасной репутации одного из «революционных генералов» свидетельствует назначение Соллогуба в декабре 1920 г. начальником штаба Вооруженных сил Украины и Крыма (ВСУК). Когда Тухачевский был назначен начальником Военной академии РККА, он взял туда с собой как человека с выдающимся боевым опытом Гражданской войны Н. Соллогуба. Впрочем, как и Тухачевский, тот недолго оставался на преподавательской работе. Уже в декабре 1921 г. Соллогуб возвращается на должность начальника штаба ВСУК. Летом 1922 г., когда возникли ожидания новой войны на Западном фронте, Н. Соллогуб вновь назначается под начало М. Тухачевского командиром 5-го стрелкового корпуса. С октября 1922 по ноябрь 1923 г. был 2-м помощником командующего ВСУК и Украинского военного округа. Его личности неоднократно давалась весьма красноречивая характеристика в службных аттестациях авторитетных начальников.
«Знаю с конца 1920 г., — писал о нем М. Фрунзе 19 октября 1921 г., — считаю одним из крупнейших советских военных специалистов. По своему складу больше годится на должность командного порядка, чем штабного. Политически лоялен. Вполне достоин командования армией»1. Спустя два года, в ноябре 1923 г., тот же М. Фрунзе так аттестует Соллогуба: «Один из лучших специалистов по строевой части, обладает всеми качествами, необходимыми для строевого начальника. В качестве помощника по строевой части проявил себя с наилучшей стороны. Минусом является некоторое замыкание в круг чисто военных вопросов. В последнее время в этом отношении проявилось резкое изменение к лучшему, в сторону общественности. Считаю вполне соответствующим занимаемой должности. Может занимать в военное время посты командарма и комфронта»417 418.
Политическая репутация Н. Соллогуба была весьма смутной. Вряд ли даже ВЧК-ГПУ имела изначально исчерпывающую информацию о политических симпатиях и антипатиях Н. Соллогуба. В связи с этим вопросом представляет серьезный интерес один факт из его дооктябрьской жизни.
Как вспоминал генерал Б. Геруа, «во второй половине августа (1917 г.) ко мне приехал из штаба Деникина офицер Генерального штаба с конфиденциальным поручением — нащупать почву, готов ли я включиться в работу по скрытой подготовке к задуманному перевороту в пользу военной диктатуры. Также есть ли у меня люди, которые могли бы при этом помогать в штабе и в войсках и верность которых была бы вне сомнения»1. Рассказывая далее, Б. Геруа сообщил: «Я сейчас же посвятил в дело Н.В. Соллогуба. Мы оба выразили свое согласие... Соллогуб, со своей стороны, привлек в конспирацию своих верных спутников со времени штаба войск гвардии и Особой армии, четырех офицеров, переведенных теперь в штаб 11-й армии. Мы завязали небольшие ячейки в ближайших войсках и ждали указаний из штаба фронта. Таковых было мало»419 420.
Как известно, «выступление генерала Корнилова» окончилось полной неудачей в самом начале. Начала работать следственная комиссия. Однако, естественно, далеко не все участники «корниловского мятежа» или причастные к нему были тогда выявлены и арестованы. Вызванные 1 сентября 1917 г. в следственную комиссию Б. Геруа и Н. Соллогуб дали показания, однако благодаря, очевидно, непрофессиональному ведению следствия в их действиях ничего «преступного» обнаружить не удалось. «Мы были оправданы», — вспоминал Б. Геруа421. Оба «корниловца» возвратились на прежнее место службы в штаб 11-й армии. Примечательно, что никого из окружения Геруа и Соллогуба, тех сотрудников штаба, которых к «заговору» привлек Соллогуб, не арестовывали и на допросы не вызывали.
В связи с поставленным вопросом считаю необходимым обратить внимание на некоторых лиц, которые состояли в то время в числе подчиненных и сотрудников аппарата генерал-квартирмейстера штаба 11-й армии, т. е. Н. Соллогуба. Это Афанасьев Федор Михайлович (1883—1935), полковник Генерального штаба, начальник связи штаба 11-й армии, затем старший адъютант генерал-квартирмейстера штаба армии. Любимов Владимир Виссарионович (1881 —1937), подполковник Генерального штаба, тогда помощник старшего адъютанта генерал-квартирмейстера штаба 11-й армии. Токаревский Вячеслав Константинович (1882—1929), полковник Генерального штаба, с декабря 1916 по октябрь 1917 г. — старший адъютант отделения генерал-квартирмейстера штаба 11-й армии. Шиловский Евгений Александрович (1888—1952), капитан Генерального штаба, в то время находившийся в отделении генерал-квартирмейстера и т. д. старшего адъютанта отделения генерал-квартирмейстера штаба 11-й армии. Все указанные лица с 1918 г. находились в Красной Армии. В годы Гражданской войны они занимали высшие штабные должности (начальники штабов армий и фронтов). Все они, весьма вероятно, были причастны к «корниловскому заговору». Трудно предположить, что генерал-квартирмейстер штаба 11-й армии Н. Соллогуб ведет конспиративную работу, а его ближайшие сотрудники, аппарат ничего не ведают. Без ведома этих офицеров Соллогуб не мог вести никакой оперативной и конспиративной работы. Прежде всего такого рода подозрения касаются В. Токаревского и Е. Шиловского. Не исключено, что именно этих офицеров, не называя фамилий, имел в виду Б. Геруа, вспоминая о ближайших сотрудниках Н. Соллогуба, привлеченных последним к «заговору».
Сказанное выше приобретает еще большую значимость, если учесть, что Шиловский, находясь с 1918 г. на службе в РККА, уже с октября 1919 г. и до октября 1920 г. был начальником оперативного управления штаба 16-й армии, которой в этот период как раз командовал Соллогуб. Несомненно, что цо рекомендации Соллогуба, назначенного с начала октября 1920 г. начальником штаба Западного фронта, Шиловский был назначен начальником штаба 16-й армии. Таким образом, давнее, дореволюционное сотрудничество этих офицеров возобновилось и плодотворно продолжилось с 1919 г. Оба они оказались в кругу ближайших сотрудников Тухачевского. В частности, Шиловский был затем временным командующим 16-й армией, затем помощником начальника штаба Западного фронта и вместе с Соллогубом цривлечен в Военную академию РККА Тухачевским в сентябре 1921 г., когда последний был назначен ее начальником. Известно также, что начиная с 1921 г. Е. Шиловский жил в одном доме с другими преподавателями академии. Его семья была дружна с семьей И. Троицкого. Надо полагать, и Н. Каку-рина. Известно также, что Шиловский разделял военно-теоретические воззрения Тухачевского, в частности, был последователем и разработчиком оперативной концепции—теории «последо-нательных операций», выдвинутой Тухачевским. Во всяком случае, до конца 20-х гг. они придерживались единых позиций в оперативных взглядах.
Итак, в окружении М. Тухачевского в лице Н. Соллогуба и Е. Шиловского, а также В. Гатовского находились не только близкие соратники по польскому походу, но и «заговорщики-корниловцы». И не столь важно, знал ли об их «корниловском» прошлом сам Тухачевский. Важно то, что эти люди однажды решились на военно-политическую конспирацию. Они на нее были способны. Они имели соответствующие настроения на «военную диктатуру». Кто мог поручиться, что эти настроения исчезли, а не усилились?
Примечательно и совершенно в духе «корниловских настроений» было поведение Соллогуба сразу же после Петроградского вооруженного восстания и установления советской власти в Петрограде. Большевистскую революцию он, как и большинство других старших офицеров и генералов, встретил враждебно и принял участие в попытках противостоять ей на фронте. Он тогда, в октябре—ноябре 1917 г., занимал должность генерал-квартирмейстера штаба Западного фронта.
Характеризуя окружение М. Тухачевского и останавливая столь пристальное внимание на Н. Соллогубе, нельзя обойти стороной еще одну личность, несомненно, принадлежащую к близким сотрудникам и единомышленникам указанных лиц.
Баторский Михаил Александрович (1890—1938) из дворян Санкт-Петербургской губернии, выпускник Пажеского корпуса, с 1909 г. — корнет л.-г. Кирасирского Ее Величества полка. В Пажеском корпусе он учился вместе с А. Гатовским, вместе с которым и попал в указанный гвардейский полк. Их приятельские отношения сохранились, пройдя через Первую мировую и Гражданскую войны, тем более что им неоднократно приходилось быть соратниками и сослуживцами. Он оставался в полку до 1915 г. ив чине штаб-ротмистра как окончивший в 1914 г. Академию Генерального штаба продолжил службу в штабах высших соединений Русской армии1. С 1916 г. он в
РГВИА, ф. 3547, on. 1, д. 139. Послужной список М.А. Баторского. См. также «Список лиц с высшим военным образованием...... С. 22. См. также: Сувениров О. Ф. Трагедия РККА. 1937—1938. М., 1998. С. 377.
основном служил в разных должностях в штабах войск гвардии. Там он впервые встретился с Н. Соллогубом. Там, видимо, возникли у них приятельские отношения, возобновившиеся позже во время службы в Красной Армии. Они служили вместе в штабе гвардейского корпуса и Особой армии в 1917 г. Однако близкое служебное сотрудничество между ними относится к 1919—1921 гг.
Оказавшийся в Красной Армии с сентября 1918 г. М. Ба-торский с сентября 1919 г. занял должность начальника штаба 16-й армии, которой командовал Н. Соллогуб. Очевидно, их служебное сотрудничество было настолько плодотворным и боевое единомыслие и сложившиеся приятельские отношения столь сильны, что, когда М. Тухачевский взял к себе в качестве начальника ипшайтег. Соллогуба (в октябре 1920 г.), то последний забрал с собой из штаба 16-й армии М. Баторского. Он занял должность помощника начальника штаба фронта. Здесь в штабе фронта успешно сотрудничали в то время и Н. Соллогуб, и М. Баторский, и П. Ермолин. С уходом Соллогуба в штаб ВСУК в декабре 1920 г. и назначением начальником штаба Западного фронта Ермолина Баторский сохранил за собой свою должность.
Баторский, как ранее отмечалось, подобно Какурину в целом разделял взгляды Тухачевского на «революционную войну». После ухода из штаба фронта Ермолина с июня 1921 г. он занял его должность начальника фронтового штаба, оставаясь в таковой и при исполнявшем обязанности командующего фронтом И.Н. Захарове. Все это свидетельствует о единстве взглядов и сотрудничестве ближайшего окружения Тухачевского во время его командования Западным фронтом. С декабря 1921 г. до августа 1924 г. Баторский был начальником Высшей кавалерийской школы (бывшего Николаевского кавалерийского училища) в Петрограде.
Для полноты характеристики М. Баторского следует обратить внимание на одно весьма примечательное обстоятельство, существенно корректирующее его военно-политический облик. В 1918 г. Баторский являлся активным участником германофильской контрреволюционной организации П. Дурново в Петрограде, объединявшей преимущественно гвардейских офицеров, ожидавших прихода кайзеровских-войск в Петроград1. Он являлся «правой рукой Дурново»422 423. Впрочем, его связь с этой организацией фактически прервалась после вступления в РККА.
К близкому окружению Зайончковского, Какурина и Тухачевского следует отнести и Дмитрия Дмитриевича Зуева (1890—1937). Этот дворянин Псковской губернии был своим человеком в доме Зайончковского еще с давних дореволюционных времен. Его отец, генерал от инфантерии Д.П. Зуев, умерший в 1917 г., приятель и единомышленник А. Зайончковского в дореволюционных дискуссиях по военным вопросам1, передал своему сыну по наследству благорасположение и дружбу в этом доме. Выпускник Пажеского корпуса, одноклассник М. Батор-ского и А. Гатовского, свободно владевший немецким и французским языками, Д. Зуев начал свою военную службу подпоручиком л.-г. Преображенского полка в 1909 г.424. Несмотря на два ранения (в 1915 и 1916 гг.), военная карьера Зуева складывалась весьма успешно. Возможно, сказывались и авторитет, связи отца-генерата. Быть может, и авторитет А. Зайончковского.
Интересные штрихи к характеристике Зуева оставил в своих воспоминаниях М.К. Лемке: «Прибыл (в Ставку) поручик Преображенского полка Дмитрий Дмитриевич Зуев (сын генерала), — отметал он 22 января 1916 г., — и будет у нас в распоряжении полковника Скалона»425. «Д.Д. Зуев подал рапорт об отчислении в Преображенский полк, — записал Лемке 30 июня 1916 г., — ему совестно сидеть здесь, коща началось настоящее дело»1’. Учитывая даже эти незначительные штрихи к личности
Зуева, вряд ли будет справедливым полагать, что своей карьерой он обязан лишь родственным связям и выгодным знакомствам.
Во всяком случае, в 1916 г. он был уже штабс-капитаном гвардии и командиром самой почетной 1-й Е. И. В. («государевой») роты л.-г. Преображенского полка1. На эту должность обычно назначались убежденные монархисты, люди с безупречной нравственной и политической репутацией, отличные строевики, лучшие гвардейские офицеры, исключительно преданные императору. К концу 1916 г. Д. Зуев стал, назначенный на должность полкового адъютанта, начальником штаба л.-г. Преображенского полка426 427. В 1917 г., 26 лет от роду, он был произведен в полковники гвардии428. Даже для человека, находящегося под высочайшим покровительством, это была блестящая карьера — гвардии полковник в 26 лет! Перевод из гвардии в армию, как правило, обеспечивал такого рода офицерам сразу же должность командира полка со скорым производством в генералы. Все это свидетельствовало не только о прекрасной карьере, но и, несомненно, о незаурядных способностях Зуева. Однако все рухнуло в феврале 1917-го.
Несмотря на то, что бывший гвардии полковник Д. Зуев был зачислен в состав РККА еще в январе 1918 г., первое свое назначение, при этом с правом занимать лишь административно-командные должности, он получил лишь в сентябре 1919 г. «по личному распоряжению Л. Троцкого»429. Примерно до середины 1921 г. Зуев служил в войсках Петроградского военного округа. Затем, возможно не без участия Зайончковского и Каку-рина, был направлен на Туркестанский фронт, в штаб Бухарско-Ферганской группы войск (с апреля 1922 г.), которой командовал Н. Какурин. Позднее опыт их совместной службы в Туркестане найдет отражение в их совместном исследовании, посвященном боевым действиям в Туркестане430. Там же, видимо, между ними завязались и близкие, приятельские отношения. По возвращении из Туркестана в мае 1924 г. Д. Зуев был назна-чей помощником начальника отдела войсковой подготовки штаба Ленинградского военного округа1. С ноября 1925 г. он уже занимает должность начальника общего отдела инспектората ЛВО с присвоением К-II431 432. Впрочем, в скором времени, в июле 1926 г., может быть ие без содействия Зайончковского и Каку-рина, Зуев переводится в Москву в 1-е Оперативное управление Штаба РККА под непосредственное руководство Тухачевского.
Вполне возможно, однако, что этот перевод был осуществлен по инициативе самого Тухачевского, лично знавшего Зуева, видимо, еще задолго до знакомства с Какуриным и Зайшгчков-ским. Следует вспомнить, что в 1914 г. М. Тухачевский и Д. Зуев являлись младшими офицерами двух полков, входивших в 1-ю гвардейскую пехотную (Петровскую) бригаду, и принимали участие, как правило, в одних и тех же боях. Офицеры обоих полков находились в постоянном приятельском контакте друг с другом, особенно сверстники. Поэтому знакомство Зуева и Тухачевского уже в августе 1914г., вне всякого сомнения, должно было иметь место. Однако сведений о близких, приятельских отношениях между ними в дореволюционные времена не имеется. Сам Д. Зуев позднее признавался, что «вообще из офицеров довоенного времени Семеновского полка был близок со следующими: Пенхержевский, сын бывшего офицера Преображенского полка, Алексей Алексеевич Якимович, товарищ по корпусу, оба убиты. Попов —- бывший офицер 1-й роты... барон Унгерн-Штеремберг... Арсений Зайцов и Соллогуб (все адъютанты Семеновского полка)... Могу назвать Назимовых Якова Ивановича и Ивана Ивановича»433.
Тухачевский, как правило, ставивший интересы дела выше личных связей, вряд ли, даже по просьбе лучших друзей, мог найти «синекуру» для «бездарного» приятеля в Оперативном
управлении Штаба РККА. Зуев был ему интересен не только в качестве близкого знакомого и «протеже» друзей, но как образованный, дельный специалист. В условиях развивавшегося советско-германского военного сотрудничества, в котором Тухачевский играл не последнюю роль, ему были нужны близкие и опытные, образованные сотрудники, особенно владевшие немецким языком. Зуев в этом отношении был весьма ценным работником Штаба РККА. Уже в 1927 г. он по рекомендации Тухачевского был командирован в Германию1. .
Как выпускник Пажеского корпуса он поддерживал близкие, товарищеские отношения со своим одноклассником и сверстником по корпусу уже упоминавшимся выше М. Баторским, а также с еще двумя бывшими гвардейскими офицерами, занимавшими позднее весьма высокие посты в Красной Армии: М. Энденом и Г. Потаповым. Он был также достаточно близко знаком и с генералом А. Свечиным. Вообще, надо сказать, связи и знакомства у Д. Зуева были обширны и многообразны. В числе его близких приятелей из известных лиц был и генерал А. Кутепов. Последнее обстоятельство, несомненно, предопределило вовлечение Зуева в «игры-легенды», организуемые ОГПУ в 20-е гг., начиная с операции «Трест».
Перевод Д. Зуева в Оперативное управление Штаба РККА с последующей командировкой в Германию был организован с ведома и, пожалуй, по инициативе ОГПУ. Спецслужбы, видимо, преследовали две основные цели. Во-первых, Зуев оказывался рядом с Тухачевским для того, чтобы информировать соответствующих кураторов из ОГПУ о Тухачевском. Во-вторых (а может быть, и во-первых), Зуев был определен в качестве одной из ведущих фигур в новой «игре» советской контрразведки с РОВС, в операции под кодовым названием «Д-7». Она началась в 1924 г. и, как считают исследователи истории советских спецслужб, была прервана из-за того, что Зуев, в качестве агента ОГПУ выступавший в роли руководителя «военной организации» в СССР, перешел на сторону РОВС434 435. Д. Зуев, действовавший под псевдонимом Аккуратный, в 1928 г. сообщил председателю РОВС генералу А. Кутепову об оперативной игре советских контрразвед-чинов1. Впрочем, в этом деле не все ясно. Не исключено, что «провал» и «предательство» Аккуратного подстроило ОГПУ, чтобы открыть перспективу для доверия Кутепова к Тухачевскому и для их встречи в 1928 г. На этом подробнее я остановлюсь ниже и отдельно. Во всяком случае, несмотря на обстоятельства указанного дела «Д-7», Зуев вернулся в СССР и служил в качестве преподавателя на заочном отделении Военной академии им. Фрунзе вплоть до своего ареста в начале января 1931 г. Перевод Д. Зуева в Оперативное управление Штаба РККА и командировка в Германию в 1927 г. были весьма удобным прикрытием для его деятельности по линии операции «Д-7».
В начале января 1931 г. он был арестован по «делу преоб-раженцев», являвшемуся составной частью «гвардейских дел» 1930—1931 гг.436 437 438. Впрочем, в заключении и под следствием он оставался недолго и, в отличие от трагических судеб своих товарищей и однополчан, вскоре был освобожден после дачи весьма откровенных и обстоятельных признаний. Он был вновь арестован и расстрелян в 1937 г.
В результате каких-то не до конца ясных обстоятельств к 1923 г. Зуев вынужден был согласиться выполнять функции нештатного секретного сотрудника ОГПУ, первоначально в рамках так называемой операции «Трест»'1. Очевидно, это было обусловлено поступившей в ОГПУ информацией о причастности Зуева к конспиративным группам бывших гвардейских офицеров, так или иначе связанных с антисоветской деятельностью
В. Савинкова в 1918—1923 гг. Когда же с 1924 г. ОГПУ приступило к агентурной разработке «дата генштабистов», а с 1926 г. начало специальное агентурное наблюдение за Тухачевским, Зуев наряду с О. Зайончковской был уполномочен выполнять роль секретного агента ОГПУ, наблюдающего за поведением Тухачевского и регулярно о нем информирующего. В этих целях, конечно же, целесообразно было определить ему место атужбы рядом с начальником Штаба РККА.
Подводя некоторые итоги рассмотрения лиц, группировавшихся вокруг генерала Зайончковского и Какурина в 20-е гг., в контексте их влияния на Тухачевского, можно заметить, что значительную их часть составляли бывшие гвардейцы, естественно тяготевшие к генералу как «старшему гвардейцу». Всех их объединял общий политический настрой. Его характер и направленность обозначились хотя бы тем обстоятельством, что большинство из них в той или иной форме, в те или иные годы вели антибольшевистскую борьбу,- принимали участие в «контрреволюционных выступлениях» (Н. Соллогуб и В. Готовский в «корниловском мятеже»), или конспирациях (сам А. Зайончков-ский, М. Баторский, Д. Зуев), или в составе антибольшевистских воинских формирований (Н. Какурин). Эта политическая атмосфера не могла не влиять на настроения Тухачевского в первой половине 20-х гг. Более того, посещая квартиру Зайонч-ковского, Тухачевский тем самым обнаруживал комфортность своего политического самочувствия в ее бытовой атмосфере. Ощущение собственной политико-нравственной безопасности позволяло ему быть в этом смысле несколько расслабленным, более откровенным в выражении собственного мнения. Это был круг в основном бывших гвардейских офицеров, людей аристократически воспитанных, образованных и незаурядных, в большинстве своем имевших опыт антибольшевистских конспираций.
Кроме офицеров, входивших в «группу Какурина—Зайонч-ковского», в числе ближайших соратников, помощников и, в силу долговременного должностного положения, конфидентов Тухачевского были А.Н. Виноградов, П.И. Ермолин, И.Н. Захаров.
Подполковник Генерального штаба Анатолий Николаевич Виноградов (1882 — после 1930), из семьи земского служащего, прошедший через окопы Первой мировой войны, где он был трижды ранен и контужен, похоже, познакомился с Тухачевским еще весной 1918 г. в штабе обороны Москвы1. Вновь их судьбы соединились на Западном фронте в 1920 г. Виноградов был назначен в распоряжение штаба Западного фронта и с этого времени и до весны 1924 г. становится бессменным ближайшим сотрудником и доверенным лицом Тухачевского439 440. Сначала, в июне—ноябре 1920 г., он выполнял обязанности офицера для особых поручений при начальнике Оперативного управления штаба Западного фронта. А затем состоял для особых поручений при Тухачевском. Часто в период польского похода 1920 г. Виноградов исполнял обязанности начальника штаба фронта.
А. Виноградов был рядом с М. Тухачевским и во время подавления Кронштадта, и в Тамбовской губернии, и в Военной академии РККА, и вновь на Западном фронте. Он неизменно сопровождал Тухачевского в служебных командировках в Москву и в Германию1. Учитывая сказанное об этом человеке и информацию штабных документов Западного фронта 1922—1924 гг., Виноградов был настоящей «тенью» Тухачевского, в определенной мере — его alter ego. В этом смысле, постоянно принимая активное участие в выработке решений командующего Западным фронтом, Виноградов фактически в эти годы выполнял функции реального помощника и заместителя Тухачевского по руководству фронтом. Это позволяет отнести Виноградова к числу, так сказать, «неформальных» членов советской военной элиты 1922—1924 гг.
Их служебное сотрудничество прекратилось лишь в 1924 г., когда Тухачевский был переведен в Москву в Штаб РККА, а Виноградов в ноябре 1924 г. назначен помощником начальника отдела Управления по устройству войск ГУ РККА441 442. Виноградов, пожалуй, пробыл дольше других близких сотрудников рядом с Тухачевским. В общей сложности — около пяти лет. Последующие их отношения проследить, к сожалению, не представляется возможным. Однако нет оснований предполагать, что они хотя бы до 1930 г. стали невозможны. С ноября 1925 г. Тухачевский вновь оказался в Москве. Поэтому физических и географических препятствий для продолжения приятельских и служебных контактов между ними не было. Что касается нравственных, то слишком много общих мыслей и действий связывало их в прошлом, чтобы узы приятельства между ними можно было резко прервать без грубого воздействия извне.
Близким на всю оставшуюся жизнь человеком М. Тухачевскому стал его адъютант в пору командования Западным фронтом в 1922—1924 гг. Лев Михайлович Гейман (1897 — после 1937), русский, солдате 1917 г., член РКП(б) с 1919-го. 18июля 1923-го он был назначен помощником командира 81 сп (27-й сд), с оставлением в должности для поручений при командующем Западным фронтом. Он был исключен из списка прикомандированных к штабу командующего с 31.10.1923 и перешел в распоряжение нач. ПУ фронта (с 15.10.1923, приказ № 831). Став мужем сестры Тухачевского, О.Н. Тухачевской, Л. Гейман вошел в большую семью Тухачевских. Он был арестован в 1937 г., осужден ОСО в 1937 на пять лет ИТЛ.
К числу близких и долговременных сотрудников Тухачевского принадлежал еще один офицер — Николай Иванович Захаров (1885—1930). Капитан (по другим сведениям — подполковник) — по рекомендации М. Тухачевского в 1920 г. он был переведен в Генштаб. Впрочем, еще с лета 1917 г. Захаров занимал штабные должности в старой Русской армии. С июня 1918 г. он почти одновременно с Тухачевским оказался в руководстве 1-й Революционной армией, заняв должность начальника оперативного отдела штаба армии. Вскоре, с июля 1918 г., Захаров стал по рекомендации Тухачевского начальником ее штаба. Он прослужил в штабе 1-й армии до марта 1920 г. Назначенный командующим Кавказским фронтом Тухачевский 4 марта 1920 г. вновь забрал к себе Захарова в качестве 1 -го помощника командующего фронтом. На эту же должность он последовал за Тухачевским в апреле 1920 г., когда последний был назначен командующим Западным фронтом. О высоком доверии Тухачевского к Захарову и высокой оценке командных и штабных качеств последнего свидетельствует и назначение его временно исполняющим дела командующего Западным фронтом с марта по июль 1921 г., когда Тухачевский проводил «кронштадтскую операцию» и командовал войсками Тамбовской губернии. Назначенный начальником Военной академии РККА Тухачевский вновь взял с собой Захарова в качестве своего заместителя. В ноябре 1921 г. Захаров был назначен начальником Управления по комплектованию и службе войск Штаба РККА и оставался в этой должности до марта 1924 г. После реорганизации Штаба РККА с апреля 1924 г. и до конца жизни (он умер 19 октября 1930 г.) Захаров занимал должность заместителя начальника учебно-строевого упрааления ГУ РККА.
Таким образом, Н. Захаров и А. Виноградов являлись ближайшими и самыми ценимыми долговременными сотрудниками
Тухачевского, с которыми он не расставался, начиная с Гражданской войны и до конца 20-х гг.
Другой долговременный близкий сотрудник, однополчанин М. Тухачевского — Павел Иванович Ермолин (24.10.1884 — 29.10.1938) родился в семье отставного офицера и происходил из дворян Пензенской губернии, являясь, таким образом, земляком Тухачевского1. После окончания Симбирского кадетского корпуса П. Ермолин поступил в Александровское военное училище и был выпущен из него в 1904 г. подпоручиком в л.-г. Семеновский полк443 444. Тот же путь проделал десять лет спустя и Тухачевский.
Ермолин пробыл в л.-г. Семеновском полку до 1910 г. Он поступил в Академию Генерального штаба, которую закончил в 1912 г., и в декабре того же года был произведен в штабс-капитаны. До октября 1914 г. он все еще числился по спискам своего полка. Таким образом, он должен был быть знаком с Тухачевским не только по Пензе, но и по полку, и по фронту. Впрочем, в октябре 1914 г. Ермолин уже служил в армейских частях на штабных должностях445. С начала 1918 г. он оказался в составе Красной Армии446. Здесь Тухачевский и Ермолин — два земляка, два «александрона», два семеновца — встретились вновь. С конца ноября 1918 г. Ермолин был начальником штаба 5-й армии, которой с апреля 1919 г. командовал Тухачевский.
При весьма смутных обстоятельствах, которые нуждаются в отдельном исследовании, 27 июля 1919 г. Ермолин был смещен с должности в самый разгар побед 5-й армии1. Однако в феврале 1920 г. по настоятельным требованиям только что назначенного командующим Кавказским фронтом Тухачевского Ермолин поступает в его распоряжение. После этого, очевидно, высокоценимый Тухачевским как штабной оперативный работник, старый приятель, однокашник и однополчанин Ермолин следует за «красным Бонапартом» по всем ступенькам служебной лестницы. Всюду Тухачевский «тянет» за собой Ермолина вплоть до начата 1922 г.447 448. С апреля по декабрь 1920 г. он помощник начальника штаба Западного фронта. С декабря 1920 по август 1921 г. — начальник штаба. С переводом Тухачевского начальником Военной академии РККА, как уже отмечаюсь, Ермолин переводится туда же «в распоряжение начальника академии». Их пути разошлись лишь в конце января 1922 г., когда Тухачевский получил назначение вновь командующим Западным фронтом, а Ермолин остался на преподавательской работе в Военной академии РККА449.
С введением так называемых «категорий» для военнослужащих РККА П.Ермолину в 1924 г. была присвоена категория 10 (К-10)1. Эта примерно соответствовало будущему званию «комбриг» или «бригадный генерал». В 1926 г. в соответствии с проведенной аттестацией Ермолин был аттестован как «соответствующий занимаемой должности и должности наштакора»450 451. Весьма примечательна ремарка в аттестации, характеризовавшая личность П. Ермолина: «Предложить обратить внимание на желательность усиления активности в общественной работе»452.
Ермолин был, таким образом, достаточно типичным профессионалом-генштабистом, военным специалистом, стремившимся всячески отстраняться от общественно-политической деятельности. Может быть, это было следствием «урока» 1919 г.? Во всяком случае, он был профессионалом именно штабной работы. Он никоща не занимал ни одной командно-строевой должности.
...Нельзя обойти вниманием еще одного офицера-гвардей-ца, долгое время бывшего ближайшим сотрудником Тухачевского. Это Чериавин Всеволод Владимирович (1859—1938). Выпускник Павловского военного училища, В. Чериавин в 1877 г. стал подпоручиком л.-г. 4-го Императорской фамилии стрелкового батальона и почти всю свою последующую карьеру провел в составе и во главе гвардейских стрелков и в войсках императорской гвардии. Чериавин, будучи «коренным» гвардейским стрелком, пройдя путь от подпоручика до полковника, командира л.-г. 4-го стрелкового Императорской фамилии полка, затем командира 2-й бригады 3-й гвардейской пехотной дивизии, стал начальником этой дивизии в чине генерал-лейтенанта и, наконец, в 1917-м — командиром 2-го гвардейского пехотного корпуса. Вместе с войсками корпуса он еще в ноябре 1917 г. перешел на сторону советской власти.
Во время Гражданской войны Чериавин занимал должности командира стрелковой дивизии, 8-й армии, инспектора пехоты при Полевом штабе РВСР. С апреля 1919 г. он назначается инспектором пехоты Западного фронта. В этом качестве он оставался во время польского похода Тухачевского, а с назначением последнего вторично командующим фронтом в начале 1922 г. Чернавин становится помощником Тухачевского. Он был переведен в распоряжение РВС СССР только после смещения Тухачевского с должности командующего. Один из военспецов, наблюдавший В. Чернавина в это время, оставил весьма примечательные, но не лишенные заметной субъективности и тенденциозности воспоминания о нем.
«Чернавин представляет собой яркий пример гвардейского генерала, который, не будучи коммунистом, добросовестно служит советской власти, получая за это все блага жизни в Совдепии, — рассказывал генерал И. Данилов. — Генерала Чернавина я еще прежде знал, до войны, по совместной службе в Финляндии. Это был императорский стрелок, впоследствии командир 7-го Финляндского стрелкового полка, наивернопод-даннейший императора, при всех случаях во время командования склонявший кстати и некстати «Царь-батюшка» и «Царица-матушка». Будучи как офицер 4-го стрелкового Императорской фамилии полка лично известен императору, он проделал быструю карьеру, именно на рекламировании своей преданности монарху и даже состоял преподавателем и воспитателем великих князей Кирилла и Бориса Владимировичей. Впоследствии он командовал 3-й гвардейской дивизией, а на войне — и гвардейским корпусом. Больно и обидно было мне читать его приказы в качестве инспектора пехоты Западного фронта, в которых он громил подчиненных за саботаж, нежелание искренне служить советской власти и призывал всех бывших офицеров сплотиться вокруг нее и своим опытом и знаниями принести ей пользу, угрожая в противном случае репрессиями. Своим личным примером в этом деле, знаниями воспитания и подготовки солдата к бою, которые, несомненно, у него были, он отдался весь службе советской аласти и требовал этого и от инспекции пехоты старой армии. Если бы это был не Чернавин, то с этим можно было бы как-нибудь и помириться, но это был именно тот Чернавин, которого я знал по его прежним монархическим убеждениям. Как может низко пасть человек!»453. '
В числе ближайших сотрудников М. Тухачевского, которых он весьма высоко ценил, следует обязательно отметить Семена Андреевича Пугачева (1889 — 1939). Знакомство Тухачевского с этим человеком состоялось в феврале 1920 г., когда «победитель Колчака и завоеватель Сибири» по настоянию И. Сталина был назначен командующим Кавказским фронтом. В это время
С. Пугачев, бывший капитан Генерального штаба, являлся начальником Оперативного управления штаба фронта1. Он очень хорошо зарекомендовал себя у прежнего командования фронтом
В. Шорина и его начальника штаба Ф. Афанасьева. Афанасьев «лестно отзывался о его работоспособности, военных знаниях, умении отстаивать свою точку зрения перед командованием»454 455. По свидетельству тогдашних его сослуживцев, имейно «по рекомендации Шорина и Афанасьева, поддержанной начальником Полевого штаба РВСР П.П. Лебедевым, новый комфронтом М.Н. Тухачевский и член РВС Г.К. Орджоникидзе дали согласие на назначение С.А. Пугачева начальником штаба фронта»456.
Служебные отношения между Тухачевским и Пугачевым складывались хорошо и вскоре укрепились отношениями дружескими. Во всяком случае, когда в январе 1925 г. М. Фрунзе был назначен председателем РВС СССР и наркомом по военным и морским делам, а руководство Штабом РККА и Инспекторатом РККА объединилось в руках С. С. Каменева, то по рекомендации М.Н. Тухачевского С. Пугачев был приглашен на должность заместителя начальника Штаба РККА. Фактически же с февраля и по ноябрь 1925 г. он выполнял функции начальника Штаба Красной Армии. С. Каменев был занят работой в Инспекторате РККА, и вся работа по руководству штабом лежала на Пугачеве. До этого Пугачев уже успел прослужить на очень высоких и ответственный должностях командующего Туркестанским фронтом и Отдельной Кавказской армией.
Идея привлечь Пугачева в центральный аппарат управления РККА возникла у Тухачевского еще в 1924 г. По свидетельству
В. Ладухина, который в это время, будучи близким приятелем
С. Пугачева, служил под его началом в ОКА, в 1924 г. «к нам в Тбилиси проездом на отдых прибыл Тухачевский... Он настойчиво добивался, не нуждается ли Семен Андреевич в чем-либо? Не имеет ли желания перейти на работу в центральный аппарат, где очень нужны опытные боевые командиры?»1. Тухачевский и Пугачев часто встречались на протяжении всего 1925 г., а в ноябре, когда Тухачевский возглавил Штаб РККА, он «попросил С.А. Пугачева остаться его заместителем. Содержание этого разговора, — как вспоминал Ладухин, — мне в тот же вечер передал Семен Андреевич. Тухачевский сказал, что, близко наблюдая работу Штаба РККА в течение ряда лет, он одобряет деятельность Пугачева и будет продолжать, как он выразился, линию Фрунзе»457 458.
Косвенным свидетельством того, что Тухачевского связывали с Пугачевым и единодушие в служебной деятельности, и личные дружеские отношения, можно считать еще одно обстоятельство. Когда в мае 1928 г. Тухачевского сместили с должности начальника Штаба РККА, в августе того же года с должности заместителя начальника Штаба РККА сняли и Пугачева. Он был переведен в распоряжение наркома. Т. е. его сняли с должности без назначения. Позднее, когда начались массовые аресты среди старых генштабистов, когда были арестованы близкие друзья Тухачевского Н. Какурин и И. Троицкий в 1930 г., когда встал вопрос об аресте самого Тухачевского как «заговорщика», был арестован и С. Пугачев.
Окружение М. Тухачевского в 20-е гг. не ограничивалось бывшими офицерами-гвардейцами и генштабистами. Оно было весьма разнородным. Именно это обстоятельство и делало фигуру Тухачевского особой в составе советской военной элиты той поры. Именно это обстоятельство способствовало формированию его репутации неформального лидера и вождя Красной Армии. При этом военно-политическая и социокультурная «легенда» Тухачевского интерпретировалась по-разному той или иной частью его окружения. Особенно интенсивный и многозначный в социокультурном отношении характер дружеских и приятельских связей обозначился в период с осени 1925 по весну 1928 г.
В это время он находился в Москве и занимал должность начальника Штаба РККА.
«В 1925 году М.Н. Тухачевского перевели в Москву, — вспоминала одна из его сестер. — Он получил квартиру на Никольской улице. Здесь же поселился брат Александр. Сюда перебрались все сестры и мать. В квартире на Никольской всегда было многолюдно. Боевые товарищи Михаила и его друзья-музыканты, известные полководцы и преподаватели академии — все чувствовали себя там как дома. Дружеские беседы и импровизированные концерты затягивались далеко за полночь»1.
Сказанное подтверждается и другими мемуаристами. По свидетельству Л.В. Гусевой, познакомившейся с Тухачевским еще в 1920 г. в штабе Кавказского фронта, ее мужа, командира Красной Армии, в 1924 г. перевели в Смоленск, «и мы оказались соседями с Тухачевскими по дому. Так я познакомилась, а затем на всю жизнь подружилась с женой Михаила Николаевича, умной, тактичной, располагавшей к себе молодой женщиной, Ниной Евгеньевной. Она ввела меня в свой тесный, хотя и очень обширный, семейный круг. Тут было интересно всегда. Но особую привлекательность приобрел дом Тухачевских с переводом Михаила Николаевича в Москву. Какие там встречались люди! Как часто звучала чудесная музыка, исполняемая первоклассными музыкантами!»459 460.
В своих показаниях на следствии в августе—октябре 1930 г. арестованный Н. Какурин, рассказывая об этом времени — с ноября 1925 г. и до своего ареста в августе 1930 г., сообщал: «В Москве временами собирались у Тухачевского, временами у Гая, временами у цыганки. В Ленинграде собирались у Тухачевского. Лидером всех этих собраний являлся Тухачевский, участники: я, Колесинский, Эстрейхер-Егоров, Гай, Никонов, Чусов, Ветлин, Кауфельдт»1. Арестованный вместе с Какуриным Троицкий подтверждал сказанное своим другом, уточняя: «Вернувшись из Турции (это произошло как раз к концу 1925 г.), я вос-
■ ..... С. МИНАКОВ____________________
становил связи с Тухачевским и Какуриным. У Тухачевского я сделался частым гостем. У него собирались почти каждый день»1.
К.М. Павлова-Давыдова, знакомая с Тухачевским с 1918 г. во время своей работы в аппарате штаба 24-й Железной стрелковой дивизии Г. Гая, внесла своими воспоминаниями некоторые уточняющие детали указанных встреч. «До конца войны я уже не виделась больше с Михаилом Николаевичем. Встречи наши возобновились только в Москве на новогодних вечерах у Г.Д. Гая. Однажды Михаил Николаевич, вспомнив, как я ревела на станции Охотничьей, стал дружески поддразнивать меня и предложил тост в честь «бабушки Железной дивизии»461 462 463. Мемуаристка вспоминала о своей дружбе с женой Тухачевского, Н.Е. Тухачевской. «С ней я тоже подружилась, •— вспоминала К. Павлова-Давыдова, — и нередко бывала у них в гостях, в так называемом Чижовском подворье на Никольской улице»'*.
Таким образом, в гостях у Тухачевского в Москве в указанный период времени часто бывали самые разные люди: приятели-сослуживцы и соратники по Гражданской войне, старые друзья семьи — музыканты Н. Жиляев и Л. Сабанеев, а также новые друзья-музыканты: Д. Шостакович, Л. Оборин, Брюшков, Н. Отто; Н. Кулябко, Ф. Кон, Ярославский, Печерский. Круг общения весьма широкий. Однако интерес представляют прежде всего военные лица.
Как известно из показаний Н. Какурина, кроме пего самого и И. Троицкого, о которых выше было уже сказано, в близком окружении Тухачевского находились также Гай, Колесинский, Эстрейхер-Егоров, Кауфельдт, Никонов, Чусов, Ветлин.
Нет необходимости пространно останавливаться на фигуре Гая Дмитриевича Гая (Бжишкян) (1887 — 1937)464. Одаренный военачальник-самородок, за храбрость награжденный в период Первой мировой войны Георгиевскими крестами и произведенный в офицеры (последний чин — штабс-капитан), он стал бли-
жайшим соратником, подчиненным и близким другом Тухачевского еще с начала их общей военной карьеры в Красной Армии — с лета 1918 г. па Восточном фронте. Их военные судьбы пересекались и переплетались неоднократно. В 1918 г. на Восточном фронте против чехословаков Гай командовал 24-й стрелковой Железной дивизией в составе 1-й Революционной армии Тухачевского. На Западном фронте в 1920 г. Гай, вновь под началом Тухачевского, командовал 3-м кавалерийским корпусом. В 1923—1925 гг., там же, на Западном фронте и в Западном военном округе, Гай снова оказался под началом Тухачевского. Он командовал 7-й кавалерийской дивизией, а затем 3-м конным корпусом. Это был прославленный и весьма известный в те годы герой Гражданской войны. Он поддерживал тесные связи со своими сослуживцами, соратниками по указанным соединениям, в том числе со своим приятелем и почти бессменным начальником своего штаба Э. Вилумсоном. Судя по вышецитиро-ванным фрагментам воспоминаний, некоторые сотрудники штаба 24-й стрелковой дивизии Гая также входили в близкое окружение Тухачевского в 1925—1930 гг.
Упомянутый Какуриным «Колесинский» — это Колесинский Алексей Казимирович (1887 — после 1931), поляк (видимо, из обрусевших), хотя в послужном списке он назвал себя великороссом, уроженец Санкт-Петербурга, из мещан. Родившийся в семье канцелярского служащего1 А. Колесинский получил образование в Петербургской 6-й гимназии, а затем — к 1912 г. — высшее юридическое образование в Санкт-Петербургском и Дерптском университетах. Свободно владел французским и немецким языками465 466. Одним словом, это был высокообразованный и культурный человек. Будучи прапорщиком запаса (с 1913 г.), в период Первой мировой войны он был призван в армию и в 1917 г. был поручиком в Главном судном управлении Военно-морского флота'1.
Как человек с высшим юридическим образованием, он первоначально, видимо, не имел намерений делать карьеру в Красной Армии. Беспартийный (каковым он оставался и в дальней -шем), в РККА он оказался лишь в марте 1919 г. по мобилизации. Уже в апреле 1919 г. он был назначен на должность младшего помощника начальника штаба 27-й стрелковой дивизии в составе 5-й армии, оказавшись на Восточном фронте, таким образом, одновременно с Тухачевским1.
В штабе 27-й стрелковой дивизии А. Колесинский оставался вплоть до декабря 1923 г. В 1920 г. он стал старшим помощником начальника штаба, одновременно являясь начальником оперативной части штаба, а с сентября 1922 г. — начальником штаба дивизии. Он был, таким образом, участником победонос-. ного восточного похода Тухачевского, польского похода, взятия Кронштадта. Все это время Колесинский являлся ближайшим сотрудником начальника штаба 27-й стрелковой дивизии П. Шаранговича и ее командиров — А. Павлова и В. Путны. В весьма смутных обстоятельствах декабря 1923 г. Колесинский был переведен временно исполняющим дела начальника штаба
5-й дивизии (Западного фронта). Он оставался в этом качестве до марта 1925 г., когда был назначен начальником штаба 29-й стрелковой дивизии Западного военного округа. Впрочем, вскоре после перевода Тухачевского в Москву военная карьера Ко-лесинского, можно сказать, была закончена. В 1926 г. из боевых частей его перевели на должность военного руководителя Каменец-Подольского института народного образования467 468. Точных данных о дальнейшей судьбе А. Колесинского у меня нет. Судя по показаниям Н. Какурина, видимо, в 1926 или 1927 г., во всяком случае к 1930 г., он был уже в Москве.
Учитывая то обстоятельство, что начиная с марта 1925 г. возможности для частого и близкого общения между Тухачевским и Колесинским были ограниченны, их дружба завязалась и определилась до декабря 1923 г. Скорее всего, еще в 1919 г. И серьезно укрепилась особенно в период «кронштадтских событий» 1921 г. До указанного времени штаб 27-й стрелковой дивизии находился в Смоленске, там же, где и штаб Западного фронта. Отправленный возглавить штаб 5-й дивизии (он находился в Полоцке) А. Колесинский уже не имел возможности часто общаться с М. Тухачевским.
Интерес Тухачевского к образованным, интеллигентным людям, имевшим университетское или военно-академическое образование, был заметен. Он тяготел к ним гораздо больше, чем к военным профессионалам «до мозга костей». Этому, несомненно, способствовали и его домашнее полубогемное воспитание и либеральный дух «александронов». i
Книговик, ,
3-й армии. В июле 1919 г. он стал комиссаром Оперативного управления Полевого штаба РВСР, а затем — комиссаром Высших штабных курсов Западного фронта1. В штабе Западного фронта он оставался до 1921 г., сначала — комиссаром Высших объединенных курсов, а затем — комиссаром Оперативного управления штаба Западного фронта469 470. Последующая военная судьба Эстрейхера-Егорова мне неизвестна. Ясно, что в 1925— 1930 гг. он находился в Москве и часто бывал у Тухачевского, поддерживая с последним, таким образом, прежние дружеские отношения.
Хорошие служебные и приятельские отношения сложились у Тухачевского еще с 1919 г. с Александром Васильевичем Павловым (1880—1937). Из белорусских крестьян, агроном, офицер военного времени (поручик в 1917 г.), А. Павлов был назначен М. Тухачевским командиром 27-й стрелковой дивизии весной 1919 г. Во главе этой дивизии он весьма отличился в составе 5-й армии, которой командовал Тухачевский. Тухачевский высоко ценил боевые и полководческие способности Павлова. После своего восточного похода он постоянно «тянет» к себе Павлова: на Кавказский фронт, где последний командовал 10-й армией; на Западный фронт, где Павлов командовал особой сводной группой. Наконец, в 1922 — 1924 гг., когда Тухачевский вновь командовал Западным фронтом, Павлов был в его непосредственном подчинении в качестве командира 4-го стрелкового корпуса. Пути их близкого сотрудничества весной 1924 г. разошлись на некоторое время. Тухачевский уехал в Москву на должность помощника начальника Штаба РККА, а Павлов вскоре был назначен помощником командующего Западным военным округом. Впрочем, с февраля 1925 г. они вновь оказались близкими соратниками. В феврале 1926 г., однако, Павлов был переведен на ту же должность в Приволжский военный округ, что было явным понижением, а 1931 г. переведен со строевой службы на преподавательскую работу в Военную академию РККА. Возможно, это было как-то связано с «чистками» комсостава 1930—1931 гг.
Весьма высоко ценил Тухачевский еще одного своего ближайшего сотрудника и подчиненного по Западному фронту. Он называл его «мой Корф», считал его «опытным военным летчиком»1. Это — Семен Яковлевич Корф (1891 —1970)471 472 473. Уроженец Екатеринослава, летчик, штабс-капитан (1917 г.) С. Корф в 1919 г. оказался в армии адмирала Колчака, где оставался до января 1920 г.'\ Это обстоятельство, однако, не помешало ему, зачисленному в Красную Армию, возглавить на Западном фронте сначала авиаотряд, а с августа 1920 г. стать начальником штаба ВВС Западного фронта474. Тухачевский после своего польского похода, высоко оценивая Корфа как летчика и организатора авиации, брал его с собой и в Петроград для проведения «кронштадтской операции» и в Тамбовскую губернию. Вновь возглавив Западный фронт, Тухачевский затребовал к себе в качестве начальника ВВС фронта Корфа, занимавшего к этому времени должность начальника ВВС Московского военного округа475. Их пути разошлись в конце 1923 г., когда Корфа отозвали в Москву, а спустя несколько лет перевели на преподавательскую работу, а затем — в Гражданскую авиацию.
Узами дружбы с Н. Какуриным были связаны и некоторые молодые его соратники и ученики, которых он привел в дом к М. Тухачевскому и которые вскоре также превратились в его близких приятелей. Это Ф. Кауфельдт, Ф. Никонов, И. Чусов, Г. Ветлин.
Федор Петрович Кауфельдт (1894 — 19??), латыш, уроженец Лифляндской губернии, из крестьян. Его отец батрачил, сам же он сначала учился па землемера, затем, в 1913 г., сдал экстерном экзамен за курс реального училища ив 1916 г. окончил школу прапорщиков в Гатчине. Его военная карьера началась в июне 1916 г. в составе 6-го Тукумского латышского стрелкового полка. В 1917 г. он был уже штабс-капитаном и членом РКП(б). Фактически начав службу в Красной гвардии, а затем и в Красной Армии с декабря 1917 г., Кауфельдт в августе 1919 г. оказался слушателем Высших штабных курсов Западного фронта, когда, очевидно, и познакомился близко с вышеупомянутым Р. Эстрейхером-Егоровым. После этого начинал с января 1920 г. он служил в оперативном отделении штаба Западного фронта, начальником штаба 23-й стрелковой бригады 8-й стрелковой дивизии, командиром 24-й стрелковой бригады той же дивизии. Попав в августе 1920 г. в плен к полякам, Кауфельдт вернулся оттуда в ноябре и вскоре был назначен начальником штаба 10-й стрелковой дивизии1, где и познакомился близко с Какуриным2. Уже в январе 1921 г. он был назначен командиром 10-й стрелковой дивизии и направлен в группу войск Тамбовской губернии, которая вела боевые действия с войсками Антонова. Здесь его назначили командовать Воронежским участком. В Тамбовской и Воронежской губерниях Кауфельдт до октября 1921 г. В это время он благодаря Н. Какури-ну ближе и непосредственно познакомился с М. Тухачевским. Трудно сказать, бывал ли Ф. Кауфельдт и как часто у М. Тухачевского в Москве до 1928 г., однако после перевода Тухачевского па должность командующего Ленинградским военным округом Кауфельдт стал одним из его ближайших сотрудников с мая 1928 до января 1929 г.
.Кауфельдт говорит, что в 1928 г. он был начальником нгга-ба Ленинградского военного округа. Он не совсем точен. Официально он занимал должность заместителя начальника штаба ЛВО с 1 ноября 1926 г. и, вероятно, какое-то время замещал начальника штаба округа. Затем Дауфельдт был назначен начальником сектора ПВО Ленинграда. Видимо, его участие во встречах на квартире у Тухачевского или у Гая в Москве имело место с января 1929 по январь 1930 г., когда Кауфельдт учился в ДУВНАС. Общежитие этих курсов располагалось на той же Никольской улице, в том же Чижевском подворье, где находилась и квартира Тухачевского. В январе 1930 г. Ф. Кауфельдт уехал по назначению на запад начальником Полоцкого укреп-района1.
В своих показаниях 1930 г. Какурин среди частых гостей Тухачевского назвал также Никонова Федора Павловича (1894—?), бывшего подпоручика л.-г. Гренадерского полка. Из крестьян. Окончивший ускоренный курс Павловского военного училища в 1916 г., он был выпущен в л.-г. Гренадерский полк в мае 1916 г. Его военная карьера в Красной Армии началась с февраля 1918 г. Остававшийся беспартийным, Ф. Никонов в 1922 г. окончил Военную академию РККА и с 1925 г. занимал штабные должности в Ленинградском и Московском военных округах. В сентябре 1926 г. был зачислен адъюнктом по истории военного искусства в Военную академию РККА. Видимо, именно с этого времени определилось его дружеское сближение с Н. Ка-куриным, который ввел Ф. Никонова в дом М. Тухачевского.
Иван Григорьевич Чусов (1896—?) вошел в число ближайших сотрудников, приятелей Какурина и Тухачевского, видимо еще с 1921 г., когда указанные лица возглавляли Тамбовскую группу войск. И. Чусов, бывший подпоручик военного времени, младший офицер пулеметного полка (1917 г.), с июня 1921 по сентябрь 1922 г. был ближайшим помощником Какурина, сначала в качестве начальника оперативного отдела штаба войск Тамбовской губернии, затем начальника оперативного управления того же штаба, а потом, очевидно, увлечен Какуриным в Туркестан. Назначенный командующим Бухарской группой войск, Какурин забрал с собой Чусова в качестве начальника своего оперативного отдела, затем — начальника штаба группы войск476. Оказавшись в Москве в адъюнктуре Военной академии РККА, Чусов благодаря Какурину также стал постоянным гостем квартиры Тухачевского в 1925—1930 гт.
В подобном же положении, видимо, был и Григорий Александрович Ветлин (1898—1937), также оказавшийся среди приятелей Тухачевского благодаря дружеским отношениям с Какуриным.
Среди частых гостей Тухачевского, которых назвал в своих показаниях Какурин, не упомянуты еще несколько, которые, несомненно, также входили в число лиц, окружавших его. Прежде всего следует отметить Арватова Юрия Игнатьевича (1896—1937), дворянина, бывшего капитана, летчика, отличившегося в 1920 г. в боях на Южном фронте против русской армии генерала Врангеля, а затем на Туркестанском фронте, 1де он пробыл до 1924 г.
Ю. Арватов подобно Н. Какурину в 1918—1919 гг. также служил в Галицийской армии и вместе с Какуриным оказался в Красной Армии в 1920 г. Вряд ли будет ошибкой утверждение, что оба офицера были знакомы еще по службе в Галицийской армии. А в 1922 г. оба оказались в Туркестане, 1де Арватов служил сначала помощником командира 2-го авиаотряда ВВС Туркестанского фронта, затем командиром отряда 57-й авиаэскадрильи и командиром 57-й авиаэскадрильи в Московском военном округе. Возможно, и в данном случае Какурин познакомил летчика-капитана с Тухачевским. Вскоре Ю. Арватов стал близким родственником «красного Бонапарта», женившись на его сестре М.Н. Тухачевской.
Достаточно близок к Какурину и Тухачевскому был еще один бывший офицер, связанный с авиацией. Это — Лавино-вский Борис Яковлевич (1896—1936). Крещеный ингуш, уроженец Владикавказа, он в 1915 г. после окончания Николаевского кавалерийского военного училища выпущен был корнетом. Это, несомненно, был незаурядный человек. В 1917 г. Б. Лавиновский был уже ротмистром, командиром кавалерийского дивизиона. Он свободно владел, кроме родного русского языка, также немецким, французским, турецким, латышским и курдским.
Несмотря на то, что Лавиновский так и остался до конца своих дней беспартийным, в Красную Армию он вступил добровольно в феврале 1918 г., а по другим сведениям — даже раньше: в декабре 1917 г. В 1920 г. он служил на Западном фронте, сначала инструктором отдельного Тавлижского отряда, затем командиром 3-го кавалерийского полка и в составе войск Тухачевского участвовал в походе на Варшаву. Как хорошего кавалерийского начальника Тухачевский взял с собой Лавиновского и в Тамбовскую группу войск в мае 1921 г. Там он прослужил до июля 1921 г. командиром 2-го кавалерийского полка 14-й отдельной кавалерийской бригады, а затем — помощником командира этой бригады. Ценимый не только Тухачевским, но и Каку-риным, Лавиновский в 1922 г. оказался на Туркестанском фронте в возглавляемой Какуриным Бухарской группе войск в качестве начальника боевого участка. На Туркестанском фронте он пробыл до ноября 1926 г., отличился, был награжден орденом Красного Знамени. С 1926 г. его перевели в авиацию. После окончания курсов усовершенствования школы летчиков-на-блюдателей Лавиновский служил в штабах авиационных частей Московского военного округа, а затем — преподавателем и начальником кафедры тактики Академии Военно-воздушных сил1.
Среди лиц, окружавших М. Тухачевского, был ряд друзей и приятелей совершенно особого склада ума, настроений и политических ориентаций. Это революционеры, коммунисты — поляки. Один из них — Томаш Домбаль (1890—1938)477 478.
Арестованного в 1937 г. Тухачевского обвиняли, в частности, и в шпионских связях с Т. Домбалем. Поэтому в его следственных показаниях содержится достаточно любопытные признания маршала о его отношениях с Домбалем.
«Около 1925 г., — показывал Тухачевский в 1937 г., — я познакомился с Домбалем, командуя в то время Белорусским военным округом. Встречи и знакомства были короткие, если не ошибаюсь, в поезде, по пути из Минска в Смоленск. В дальнейшем, коща я был начальником Штаба РККА, Домбаль возобновил свое знакомство. Во все эти встречи Домбаль постоянно возвращался к вопросам о войне между Польшей и СССР, говорил о том, что его, Домбаля, авторитет в рабочем классе Польши велик, что, помимо того, довольно значительные слои польского офицерства не сочувствуют Пилсудскому и что в этих слоях он также имеет большие связи, что он уверен в том, что в будущей войне наступающая Красная Армия встретит полную польскую пролетарскую революцию. Домбаль говорил, что он офицер-пулеметчик и всегда проявлял исключительный интерес к военному делу и к подготовке войны»1.
Учитывая, что это были следственные показания, данные в весьма специфической обстановке и при тенденциозном отношении к нему следователей НКВД, тем не менее следует отметить, что информация, сообщенная Тухачевским о его отношениях с Домбалем, в сущности, никакого криминала не содержит. Правда, вызывает некоторое недоумение то обстоятельство, что Тухачевский датирует начало своего знакомства с Т. Домбалем 1925 г., не ранее февраля. Именно тогда он и приступил к своим обязанностям командующего Западным округом. Однако известно, что Тухачевский и Домбаль были знакомы гораздо раньше. Гораздо раньше, по признанию самого Т. Домбаля, между ними возникла крепкая дружба. «Настоящую статью посвящаю как доказательство нашей сердечной дружбы дорогому товарищу Михаилу Николаевичу Тухачевскому», — писал Т. Домбаль, публикуя свою статью «Военная политика Польши» в № 21 журнала «Революция и война» от 1923 г.2. Этот военно-научный журнал издавался под редакцией Тухачевского, С. Межеиинова,
Ф. Огородникова, М. Лузгина командованием и РВС Западного фронта. В указанном номере журнала печатались статьи и другие материалы, поступившие в редакцию журнала к маю 1923 г. Следовательно, уже к маю 1923 г. Тухачевский и Домбаль были, по выражению последнего, «сердечными друзьями», а Тухачевский для польского офицера и революционера был «дорогим товарищем».
Почему следователи НКВД, инспирировавшие «признательные показания» Тухачевского 1937 г., игнорировали этот, можно сказать, очевидно афишировавшийся факт? Почему они предпочитали, чтобы Тухачевский «начал дружить» с Т. Домба-лем лишь с февраля 1925 г.? Сказать трудно. Во всяком случае, здесь я не буду задерживать внимание на исследовании этого вопроса. Ясно одно: М. Тухачевский и Т. Домбаль к маю 1923 г. уже были «сердечными» и «дорогими» друзьями.
Близкое сотрудничество, единодушие и солидарность в решимости вести наступательную «революционную войну», попытаться осуществить «революцию извне» связывали Тухачевского также с еще одним польским революционером — Будкевичем Станиславом Ричардовичем (1887—1937)'.
Уроженец Лодзи, выпускник гимназии, во время эмиграции в Бельгии он окончил Брюссельский университет. С.Будкевич был с 1905 г. членом Польской партии социалистов, ее левого крыла, от которого и был избран в Петросовет в 1917 г. В 1919 г. его избрали членом Центрального исполнительного комитета Польской компартии. Впрочем, в том же году, в ноябре 1919 г., он оказался в составе РККА.
Назначенный военным комиссаром управления штаба 16-й армии, до марта 1920 г. он был ближайшим сотрудником Н. Соллогуба, М. Баторского, Е. Шиловского, Н. Варфоломеева. С марта 1920 г. по январь 1921 г. он, будучи переведенным в штаб Западного фронта, служил военным комиссаром административного управления и членом РВС Западного фронта, в июле—августе временно исполняя должность военного комиссара штаба фронта479 480. Здесь он находился в постоянном и тесном
сотрудничестве с Тухачевским. После выполнения ответственной работы в составе Штаба РККА с января 1921 г. по март 1922 г. С. Будкевич возвращается на Западный фронт; когда его командующим вновь был назначен Тухачевский. С марта 1922 по март 1923 г. Будкевич являлся начальником и военкомом Разведывательного управления (отдела) штаба Западного фронта под псевдонимом «М.П. Бобровский»481. Он был смещен с Занимаемой должности в марте 1923 г. в связи с «делом Варфоломеева» и отправлен в резерв Разведуправленйя Штаба РККА. Это было несомненное наказание. Его сотрудничество с Тухачевским возобновилось в 1924 г., когда последний был назначен сначала помощником, а с июля — заместителем и исполняющим обязанности начальника Штаба РККА. В это Время Будкевич являлся начальником 3-го, информационно-статистического отдела Разведуправления Штаба РККА, а с ноября 1924 г. — помощником начальника Разведуправления Штаба2. После пребывания военным атташе во Франции, в сентябре 1926 г. Будкевич возвращается в состав ответственных сотрудников Разведуправления Штаба РККА. Он был назначен начальником только что учрежденного 4-го отдела (внешних сношений). В это время Штаб РККА вновь возглавлял Тухачевский. Будкевич был смещен со своей должности и отправлен в распоряжение председателя РВС СССР в августе 1928 г. вслед за отставкой Тухачевского. Это была очевидная «опала» и одно из проявлений «чистки» Штаба РККА от ближайших сотрудников и единомышленников Тухачевского. После этого С. Будкевич занял скромное место ученого секретаря Военной энциклопедии. Он был арестован 6 июня 1937 гЛ .
Больше половины вышеперечисленных лиц, группировавшихся вокруг Тухачевского, были «генштабистами» по дореволюционному образованию и почти все — дворянами по происхождению, в том числе и из древних родов. Большинство начинали свою службу подобно Тухачевскому в императорской гвардии. Н. Какурин, С. Корф, Ю. Арватов ранее служили в
«антисоветских армиях», у А. Виноградова старший брат был белым генералом, А. Зайончковский, Н. Соллогуб, Д. Зуев, В. Го-товский, М. Баторский так или иначе в разное время были членами подпольных «контрреволюционных групп», следовательно, им были свойственны соответствующие социокультурные привычки и установки, политические симпатии и настроения. Это прежде всего великодержавный национализм, традиционный монархизм, аристократизм и «служебный антисемитизм», почва для «расцвета» которого в указанные годы была очень хорошо подготовлена. ,
Какурин, Баторский, Готовский, Зайончковский открыто пропагандировали идеи революционной войны Тухачевского, мысля ее как «колыбель бонапартизма». Сохранившийся с дореволюционных времен пиетет перед «генштабистами», официальное признание за ними и в Красной Армии статуса высшего слоя командного состава армии, «мозга армии», интеллектуальной ее элиты, не могло не рождать невольного стремления к признанию своих воинских заслуг и авторитета со стороны «генштабистов» и у Тухачевского. Его активная военно-научная деятельность в первой половине 20-х годов, по крайней мере отчасти, была спровоцирована и этим стремлением. «Причисленный к Генштабу» в 1920 г. без академического образования Тухачевский, к чьим военно-стратегическим концепциям многие «генштабисты» относились весьма скептично, хотел не формального, но реального принятия в этот «орден посвященных в тайны военного знания». Поэтому отношение к нему со стороны «генштабистов» Какурина, Зайончковского, Виноградова и др. для него было в высшей степени важно. В равной мере просматривается и его стремление к признанию в военно-академической среде, со стороны «генштабистов», людей с высшим военным образованием.
В 20-е годы, когда военспецы-генштабисты определяли основные ценности в Красной Армии, а военно-теоретическая деятельность (в силу экономической слабости страны и практического отсутствия настоящей армии) оказывалась основной, Тухачевский много пишет, теоретизирует, претендует на создание «новой военной доктрины», «доктрины революционной войны». Однако, несмотря на достаточно обширное творческое наследие, оставленное им, и наличие целого ряда военио-теорети-ческих работ концептуального характера, он не написал ни одной военной монографии1. Примечательно, что еще в конце 20-х годов он сделал заявку на написание монографии «Стратегия», но несмотря на неоднократные напоминания со стороны военного издательства, Тухачевский так и не выполнил своих обязательств482 483.
А ведь в острых военно-теоретических спорах, особенно к концу 20-х годов, ему порой бросали упрек его оппоненты, находя безусловно больное место в его самолюбии484. Во всяком случае это было, видимо, неосознаваемое «желание походить на человека, оказывающего социальное алияние», как считал Э. Аронсон, «стремление походить... на членов этой группы». Это и был способ идентификации. В 20-е годы он идентифицировал себя с «их образом и подобием», с нравственными и политическими настроениями «генштабистов». В политическом аспекте это означаю идентифицировать себя с потенциальным «русским Бонапартом». Тем более что идея наступательной «революционной войны» пользовалась широкой поддержкой «революционных генералов» и «красных командиров», в том числе и в особенности в близком окружении Тухачевского. Однако, учитывая социокультурный контекст развития и проявления личности Тухачевского, его поведения и поступков, следует обратить внимание на то, что основы мировоззренческих и ментальных установок, определявшие личность Тухачевского и мотивацию его поступков в долговременном аспекте, обозначились уже к 1917—1918 гг.
Глава 4
ВОЕННАЯ ЭЛИТА КРАСНОЙ АРМИИ В НАЧАЛЕ 20-Х ГГ.
Складывание советской военной номенклатуры
Если следовать должностному принципу структурирования советской военной элиты, то в 1921 г. в нее можно включить в первую очередь руководителей высших центральных органов руководства Красной Армией, командующих фронтами и военными округами. Включение этой категории военных должностных лиц в состав советской военной элиты обусловлено тем, что они были «отобраны» властью как соответствующие ее представлению об «образцовых» высших военных руководителях. «Образцовость» их проявлялась прежде всего в надежности, которую чувствовала власть, доверяя им руководство всеми или частью вооруженных сил в масштабе всей или части территории государства. Иными словами, это та часть высшего военного руководства, которая, располагая доверием со стороны государственной власти, полностью или частично осуществляла военно-территориальное управление или военно-политически контролировала государственное пространство.
К лету 1922 г., после некоторых мероприятий по реорганизации военио-территориалыюго устройства и дислокации РККА, на территории РСФСР и СССР остались Западный фронт, Украинский военный округ, Московский военный округ, Петроградский военный округ, Северо-Кавказский военный округ, Отдельная Кавказская армия, Приволжский военный округ, Сибирский военный округ, Туркестанский фронт, 5-я Отдельная армия, Народно-революционная армия Дальневосточной республики. Таким образом, всего 11 военных регионов. Два из
них занимали особое положение и сохраняли фронтовую организационную структуру, обусловленную наиболее опасными геостратегическими направлениями. Этими обстоятельствами объяснялось и распределение наличных стрелковых и кавалерийских дивизий по фронтам и округам.
В 1922 г. количество стрелковых дивизий в Красной Армии было сокращено до 35, хотя в связи с «военной тревогой» во второй половине 1923 г. их количество увеличилось до 49. Впрочем, реальное их число в 1923 г. не превышало 40, поскольку уже в начале года 9 стрелковых дивизий было переведено на территориальный принцип. В округах и на фронтах имелось 17 управлений стрелковых корпусов. Количество кавалерийских дивизий было сокращено до 16. Эти цифры интересны в контексте последующих рассуждений для определения степени важности того или иного фронта или военного округа.
Так, на территории самого большого в европейской части страны Украинского военного округа было дислоцировано 5 стрелковых корпусов в составе 9 стрелковых дивизий и 2 кавалерийских корпуса. На Западном фронте было дислоцировано 3 стрелковых корпуса в составе 8 стрелковых дивизий, 2 кавалерийские дивизии и 1 отдельная кавалерийская бригада. При этом надо иметь в виду, что в начале 1923 г. на территориальный принцип комплектования в УВО были переведены 3 стрелковые дивизии, а на Западном фронте — 1. Таким образом, фактически в первой половине 20-х годов количество реальных стрелковых дивизий на Западном фронте было 7, а в УВО — 6. В этом отношении- концентрация полноценных боевых стрелковых дивизий на Западном фронте оказывалась больше, учитывая и гораздо меньшее по территории пространство, занимавшееся фронтом. В первой половине 20-х годов (до 1925 г.) Западный фронт в силу геостратегических ориентаций СССР был главной военно-территориальной единицей, а его командующий по номенклатуре — фактически «генералом № 1». Начиная с 1925 г. постепенно геостратегические акценты смещаются, и на первое место не только по пространству, но и по стратегическим задачам выходит Украинский военный округ. Он сохраняет такое положение до начала 30-х годов. Именно тогда первенство переходит к Отдельной Дальневосточной армии. Во всяком случае, на Западном фронте и в УВО в 1922—1923 гг. были дислоцированы 17 стрелковых дивизий (из них 13 «реальных», кадровых). В то же время на оставшиеся 9 (а с начала 1923 г., после упразднения ДВР и Народно-революционной армии ДВР, на 8) военно-территориальных единиц оставалось в среднем по 3—4 стрелковые дивизии.
Кроме вышеозначенных двух, наиболее важных и политически влиятельных военно-территориальных единиц — Западного фронта и УВО, — значение оставшихся можно распределить следующим образом: Туркестанский фронт, Отдельная Кавказская армия и 5-я Отдельная армия.
На Туркестанском фронте велись активные боевые действия. Там был дислоцирован 13-й стрелковый корпус и 11-й кавалерийская дивизия, а также несколько более мелких стрелковых и кавалерийских соединений и частей.
Отдельная Кавказская армия находилась на весьма политически беспокойной территории трех закавказских республик. Там продолжали вспыхивать малые и относительно обширные очаги восстаний вплоть до 1924 г. Там были дислоцированы Кавказский стрелковый корпус и несколько национальных дивизий.
5-я Отдельная армия оставалась, особенно с начала 1923 г., вооруженной силой на Дальнем Востоке, контролировавшей и поддерживавшей оборону в этом отдаленном районе Советской России и СССР.
До революции самый престижный — «столичный», Петроградский военный округ теперь не играл первостепенной роли. Как правило, его командующим являлся не самый лучший по полководческим данным «генерал».
Из «внутренних» военных округов по значимости и престижности на первом месте находился Московский военный округ, затем Северо-Кавказский, за ним Приволжский и Сибирский военные округа. Как правило, командующими этими округами назначались лица, политически надежные, хорошие военные администраторы, но не «полководцы». Если на один из этих округов попадал «боевой генерал», то это можно было считать одним из признаков обострения внутриполитической ситуации.
Следует иметь в виду, что значимость военно-территориальных единиц, а значит, и командующих фронтами и округами на протяжении всего изучаемого периода менялась в зависимости от смещения доминанты политических проблем в стране и государстве. В 1922—1924 гг. политическая и внешнеполитическая обстановка, в частности в Советской России и СССР, обозначила следующую иерархию командующих и военно-территориальных единиц: Западный фронт, Украинский военный округ, Петроградский военный округ, Отдельная Кавказская армия, 5-я Отдельная армия, Северо-Кавказский военный округ, Туркестанский фронт, Приволжский военный округ, Сибирский военный округ.
Как ранее оговаривалось, уже к началу 1920 г. в Красной Армии обозначились два различных принципа определения и структурирования системы комплектования комсостава и военной элиты.
Один принцип, на котором строил Красную Армию с 1918 г. Л. Троцкий, это, в сущности, был тот же принцип, на котором комплектовался комсостав и военная элита в русской дореволюционной армии и в любой армии с устоявшейся и традиционной системой организации общества и государства. Этот принцип предполагает в качестве основных критериев при назначении и продвижении по службе комсостава, включении тех или иных генералов в военную элиту: 1) образовательный ценз; 2) служебный стаж и 3) боевой опыт. При этом за редким исключением к комсоставу и военной элите подходят как к профессионалам, «ремесленникам». В бурной дискуссии, развернувшейся в Красной Армии в 19^1 —1922 гг. о «военной доктрине», Л. Троцкий отстаивал именно это мнение. Он считал, что суть военного дела не в военной науке или в военном искусстве, а в военном ремесле. Хороший офицер и хороший генерал — это хороший ремесленник, специалист своего дела. Поэтому военная элита Красной Армии в период руководства ею Троцким формировалась, как правило, из генералов или старших офицеров (полковников) с высшим военным образованием, т. е. из старших и высших офицеров Генштаба старой армии. Затем шли офицеры-генштабисты в чипах от штабсгкапитана до подполковника. На третьем месте были бывшие кадровые офицеры старой армии, т. е. получившие нормальное военное образование в военных училищах до 1-й мировой войны. На четвертом месте — офицеры военного времени. На пятом — все остальные. Во всяком случае, при назначениях на ту или иную командную или штабную должность исходили преимущественно и по возможности из вышеозначенного принципа. Этот принцип волей-неволей группировал военспецов-генштабистов (в своем большинстве) вокруг Троцкого.
Иной принцип формирования, комплектования комсостава и военной элиты предлагал главный оппонент Троцкого в этих вопросах Тухачевский. Уже к концу 1919 г. он сформулировал основные положения «стратегии гражданской или революционной войны>>. Не без оснований Тухачевский, имевший богатый опыт руководства армиями на фронтах Гражданской войны, утверждал, что оперативно-стратегические принципы, действующие в гражданской или революционной войне, отличаются от общеизвестных и общепринятых, классических. В революционной войне социально-политические и социокультурные факторы предопределяют оперативно-стратегические ориентации. Поэтому академическое образование, как правило, не только недостаточно в гражданской или революционной войне, но порой даже вредно. Поэтому, по мнению Тухачевского, не высокий образовательный ценз должен определять место того или иного командира в командно-служебной иерархии и в военной элите, а природные дарования, способности адекватно реагировать на конкретные, часто случайные боевые ситуации не только в тактическом, но и в оперативном и даже в оперативно-стратегическом планах. Высшие командиры, военная элита в революционной войне обязательно ангажированы политикой. Быть стратегом и не быть политиком в ней невозможно. Отсюда вывод Тухачевского о том, что наиболее пригодными для гражданской или революционной войны кадрами командиров могут быть преимущественно младшие кадровые офицеры, офицеры военного времени, даже просто способные унтер-офицеры, солдаты, политкомиссары. Чем меньше их сознание зашорено «академическими догмами», тем свободнее и более творчески, правильнее реагируют они на боевую ситуацию. Принцип комплектования и продвижения комсостава, отстаиваемый Тухачевским, «стягивал» к нему преимущественно «красных командиров» и «революционных генералов», не имевших соответствующего по номенклатуре образовательного ценза.
Тухачевский, разумеется, не делал категорических выводов о непригодности военспецов-генштабистов, но считал, что, как уже говорилось, образовательный, «академический» ценз и служебный стаж в старой армии не могут быть критерием отбора и комплектования командных кадров и военной элиты. Тухачевский называл это применением марксизма в военном деле. Его концепция подвергалась «Мягкой критике» со стороны Троцкого и его окружения и вплоть до 1924 г. не рассматривалась в качестве приемлемой.
Концепция, выраженная Тухачевским, создавала предпосылки для широко распространенного мнения, что командир вообще и выдающийся военачальник в частности — это не хороший ремесленник, а одаренный природой «герой», «военный вождь», «демон войны». Иными словами, это была почва, на которой формировалось и обретало свою устойчивость представление о «харизматических» свойствах «вождей Красной Армии». Речь шла в первую очередь о Л. Троцком, М. Тухачевском, С. Буденном, а также о «вождях» более низкого ранга — В. Примакове, Г. Гае, Г. Котовском и др.
Обычно высший командный состав и военную элиту Красной Армии, сложившуюся к 1921—1922 it., но ее дореволюционному происхождению делят на несколько групп: генералы, старшие офицеры (полковники и подполковники) — «генштабисты», старшие офицеры без академического образования, капитаны и штабс-капитаны — «генштабисты», кадровые обер-офицеры (от подпоручика до капитана включительно), получившие нормаль--ное военное образование к августу 1914 г., офицеры военного времени (обычно от прапорщика до штабс-капитана, редко — до капитана), бывшие унтер-офицеры, бывшие солдаты и не служившие в старой армии (чаще всего из военных комиссаров). Однако во внутрикорпоративных, социокультурных отношениях эта градация оказывалась более дробной и сложной. Факторами социально-оценочного характера, которые способствовали образованию внутрикорпоративных группировок, личных связей, отношений среди «генералов», оказывались и их этносоциальное происхождение, и социокультурные ориентиры, симпатии, и образовательный уровень, в том числе и уровень военного образования, и иные характеристики. Прежде всего, конечно, следует отметить неформальное, но весьма устойчивое деление «красных генералов» на «генштабистов», кадровых офицеров, офицеров военного времени и «краскомов» без какого-либо стажа в старой армии.
Революционная ликвидация всех дореволюционных персональных чинов, званий, знаков различий и отличий и отсутствие таковых, рожденных революцией, создавала предпосылки для возрождения той неофициальной воинской иерархии, которая не была формально упразднена. Бывшие офицеры в Красной Армии группировались по принадлежности к «генштабистам», выпускникам дореволюционных военных училищ (Пажескому корпусу, Павловскому, Александровскому, Константиновскому, Николаевскому кавалерийскому и др.), к гвардейским полкам. Стихийно вводились неуставные элементы обмундирования, которые и обозначали признаки принадлежности к указанным учебным заведениям или воинским частям.
Уже в ходе Гражданской войны советская власть приступила к структурированию номенклатуры государственных отличий — «званий, чинов, знаков различия и отличия» — для военнослужащих Красной Армии, в частности для военной элиты Красной Армии. Иными словами, предприняты были первые шаги в определении основ, принципов структурирования номенклатурной системы организации советской военной элиты и таким образом подчинения ее государству. В общем, они повторяли в иных внешних формах и с иным идеологическим зарядом принципы номенклатуры отличий в дореволюционной России.
Учрежденный в 1918 г. орден Красного Знамени был изначально определен как единственный знак отличия для «героя Гражданской войны», независимо от занимаемой им военной должности. Он в равной мере давался и рядовому красноармейцу, совершившему личный подвиг на поле сражения, и «революционному генералу», проведшему победоносную операцию. Однако Почетное Революционное оружие стало наградой, должной отличить чрезвычайные заслуги именно «революционного генерала». Известно, что с августа 1919 г. и по апрель 1922 г. этой наградой были отмечены всего 20 «революционных генералов». Приведу весь список. 485
4. Тухачевский М.Н., командующий 5-й армией — 17 декабря 1919 г.
5. Уборевич И.П., командующий 9-й армией — 8 апреля 1920 г.
6. Фрунзе М.В., командующий Южным фронтом — 25 ноября 1920 г.
7. Корк А.И., командующий 6-й армией Южного фронта — 25 ноября 1920 г.
8. Миронов Ф.К., командующий 2-й конной армией — 25 ноября 1920 г.
9. Каширин Н.Д., командир 3-го кавалерийского корпуса — 25 ноября 1920 г.
10. Ворошилов К.Е., военком 1-й конной армии — 25 ноября 1920 г.
11. Тимошенко С.К., командир 4-й кавалерийской дивизии— 28 ноября 1920 г.
12. Нестерович В.С., 5 января 1921 г.
13. Балахонов Я.Ф., 2 февраля 1921 г.
14. Винников-Бессмертный В.Г., 2 февраля 1921 г.
15. Егоров А.И., командующий Юго-Западным фронтом — 17 февраля 1921 г.
16. Казанский Е.С., командующий Северной группой под Кронштадтом — 3 июня 1921 г.
17. Котовский Г.И., командир Особой кавалерийской бригады, за участие в подавлении Тамбовского восстания — 20 сентября 1921 г.
18. Розе В.Р., 12 декабря 1921 г.
19. Хаханьян Г.Д., 12 декабря 1921 г.
20. Кутяков И.С., 28 апреля 1922 г.
Итак, указанные «революционные генералы» получили эту высшую военную награду для лиц высшего комсостава РККА за конкретные, определенные успехи в конкретной боевой операции. Однако в годы Гражданской войны советское политическое и военное руководство ввело еще одну шкалу военной номенклатуры. Она представляла собой, пусть еще в несколько «размытой» форме, попытку определить критерий отнесения определенной части высшего комсостава к военной элите.
Известно, что из всех старых, дореволюционных военных чинов, и званий в Красной Армии сохранилось одно, имевшее весьма большую военно-профессиональную ценность, — принадлежность к Генеральному штабу. Как известно, зачислению в состав Генштаба в русской дореволюционной армии подлежали далеко не все офицеры, окончившие Николаевскую академию Генерального штаба. Такой высокой квалификации ■— причислению к Генштабу, к «военно-интеллектуальной» элите армии — удостаивались лишь окончившие академию по первому разряду и с весьма высоким средним баллом. Пиетет к бывшим офицерам-генштабистам, интеллектуальной элите, «мозгу армии» сохранялся и в Красной Армии. «Мне в бытность Командиром роты старой армии, — вспоминал бывший офицер военного времени, а позднее генерал Советской Армии А.Черепанов, — приходилось видеть офицеров Генерального штаба разве что издалека. В нашем представлении это были люди необыкновенные, своего рода жрецы военного искусства, владеющие какими-то особыми его тайнами, непостижимыми для нас, смертных офицеров военного времени»486.
Примечательно, что именно кадровые офицеры, особенно генштабисты и гвардейцы, в 20-е г., будучи образцом военнопрофессиональной подготовленности, образованности, воспитания, становились «образом» для уподобления во всех смыслах не только для «краскомов», но и для известных «революционных генералов», вышедших из унтер-офицерской и солдатской массы. Поддерживавшие «старорежимный» облик в тщательно подогнанном обмундировании, гладко причесанные «на гвардейский пробор» М. Тухачевский, А. Верховский, Б. Шапошников,
С. Каменев, Н. Соллогуб оказывались примером и для И. Уборе-вича, и для С. Буденного, и для К. Ворошилова, и для многих молодых «красных академиков».
В Красной Армии сохранилось от старой Русской армии лишь это квалификационное отличие: «Генштаба такой-то».
Начиная с 1920 г. в практику отличия представителей высшего комсостава введено было в порядке исключения и за постоянно проявляемые полководческие способности и навыки «причисление к Генштабу» лиц, не имевших академического образования. Таким образом этих «революционных генералов» уравнивали с «академиками», с лицами с высшим военным образованием, причисляли к «военно-интеллектуальной элите».
Всего с 1920 по 1922 год таковых оказалось 8 человек. Приведу весь список.
1. Глудин И.И., капитан, 1920 г., приказ № 14.
2. Каратыгин П.П., штабс-капитан, 1920 г., приказ № 205.
3. Захаров И.Н., капитан, начальник штабов армии и фронта; 1920 г., приказ № 357.
4. Тухачевский М.Н., подпоручик (капитан?) л.-г. Семеновского полка, командующий фронтом — 22.5.1920, приказ № 868.
5. Фрунзе М.В., командующий фронтом — 1920 г., приказ № 2882.
6. Егоров А.И., подполковник, командующий фронтом — 1920 г., приказ № 2883.
7. Алексеев П.Н., полковник л.-г. 1-й Артиллерийской бригады, начальник армейских штабов; 1921, приказ № 226.
8. Уборевич И.П., подпоручик артиллерии, командарм — 3.6.1922, приказ № 1539.
Из кратких аннотаций к персоналиям приведенного списка видно, что в нем присутствуют две группы «причисленных»: штабные руководители высших воинских соединений и командующие фронтами (или отдельными армиями, как И. Уборевич). В составе первой группы «причисленных» четверо без академического образования — Глудин, Каратыгин, Захаров и Алексеев, будучи кадровыми офицерами старой армии, еще в ее составе получили достаточно долгий опыт штабной работы. Они оказались «причисленными к Генштабу», таким образом, по профессиональной принадлежности благодаря накопленному долголетнему опыту практической штабной службы, скажем так, по «выслуге лет».
Хронология «причисления к Генштабу», приведенная выше, указывает на то, что первоначатьно эта практика применялась лишь к высшим офицерам фронтовых и армейских штабов. И в этом смысле являлась актом присвоения им соответствующей профессиональной квалификации.
Лишь 22 мая 1920 г., когда.Тухачевский, не штабной офицер, а строевой начальник, был «причислен к Генштабу», эта практика стала своего рода знаком «отличия» для особо выдающихся «революционных генералов». Таким образом, для четверых из приведенного списка — Тухачевского, Фрунзе, Егорова и Уборевича — «причисление к Генштабу» являлось знаком номенклатурного признания их действительных, чрезвычайных, выдающихся полководческих заслуг. Ни один из них не имел академического образования. Фрунзе вообще не имел военного образования. Итак, по итогам Гражданской войны в номенклатуру «лучших генералов» советская власть включила этих четверых.
Следует при этом заметить, что придание такой значимости «причислению к Генштабу» само по себе свидетельствует об определении «генштабистов» в качестве высшего элитарного слоя в комсоставе РККА. Попасть в состав «генштабистов» считалось престижным. В сущности, это явление свидетельствовало о восстановлении и продолжении дореволюционной традиции, характерной для старой Русской армии. Быть в составе военной элиты требовало обязательной принадлежности к «Генштабу».
В 1922 г. вводятся нарукавные «знаки различия» для командиров Красной Армии по должностному положению. Они не являлись «персональными званиями», или (по-старому) «чинами». Однако количество «треугольников» и «квадратов» на рукавах комсостава указывало на принадлежность того или иного командира к младшим, средним, старшим или высшим «офицерам» РККА. Так государственная власть пыталась нейтрализовать процесс стихийного восстановления дореволюционных «номенклатурных» и «военно-земляческих» традиций в комсоставе Красной Армии, где было много бывших офицеров.
Своего рода «номенклатурным» признанием «вождями Красной Армии» на государственном уровне являлось и присвоение фамилий тех или иных руководителей армии населенным пунктам. В 1923 г. на карте РСФСР появились города с названиями Троцк (Гатчина), Тухачевск (Миасс).
Исходя из номенклатурно-должностного положения в состав советской военной элиты1 к августу 1922 г. вошли:
1. Каменев С. С. (1881 —1936) — главком Вооруженных сил Республики (Генштаба полковник 1907), русский, беспартийный, из семьи офицера.
2. Лебедев П.П. (1873—1933) — начальник Штаба РККА (Генштаба генерал-майор 1900, л.-г. Московский полк), русский, беспартийный, дворянин.
3. Хвощинский Г.Н. (1878—1928) — для особых поручений при начальнике Штаба РККА (Генштаба генерал-майор 1905, л.-г. 3-я артиллерийская бригада), русский, беспартийный, дворянин (из древнего рода).
4. Шапошников Б.М. (1882—1945) — 1-й помощник начальника Штаба РККА (Генштаба полковник 1910), русский, беспартийный, из мещан.
5. Гарф Е.В. (1884—1938) — 2-й помощник начальника Штаба РККА (Генштаба полковник 1910, Пажеский корпус, л.-г. Егерский полк), немец, беспартийный, дворянин (сын генерал-лейтенанта).
6. Шах-Тахтинский С.Г. (1889 — после 1932) — временный начальник Управления по начальствующему составу Штаба РККА (капитан л.-г. Стрелковой артиллерийской бригады), азербайджанец, беспартийный, дворянин (из беков).
7. Тухачевский М.Н. (1893—1937) — командующий Западным фронтом487 488 и Западным военным округом (подпоручик-капитан л.-г. Семеновского полка, «причислен к Генштабу» в 1920), русский, член РКП(б), дворянин (XIII в.).
8. Чернавин В.В. (1859—1938) — помощник командующего Западным фронтом (генерал-лейтенант, полковник л.-г. 4-го Императорской фамилии стрелкового полка), русский, беспартийный, дворянин.
9. Меженинов С.А. (1891—1937) — начальник штаба Западного фронта (Генштаба капитан л.-г. Литовского полка, переведен в Генштаб в 1917), русский, беспартийный, дворянин (XVI в.).
10. Виноградов А.Н. (1882—19??) — для особых поручений при командующем Западным фронтом (Генштаба подполковник, переведен в Генштаб в 1917), русский, беспартийный, сын земского служащего.
11. Фрунзе М.В. (1885—1925) — главком ВСУК и командующий Украинским военным округом («причисленный к Генштабу» в 1920), молдаванин, член РКП(б), из семьи фельдшера (из крестьян).
12. Эйдеман Р.П. (1895—1937) — 1-й помощник командующего ВСУК и УВО (подпоручик в/в), латыш, член РКП(б), из семьи учителя.
13. Корк А.И. (1887—1937) — 2-й помощник командующего ВСУК и УВО (подполковник Генштаба 1914), эстонец, беспартийный, из батраков.
14. Соллогуб Н.В. (1883—1937) — начальник штаба ВСУК и
УВО (Генштаба полковник 1910, л.-г. 2-го Царскосельского стрелкового полка), поляк (обрусевший), беспартийный, дворянин (из древнего литовско-польского рода XV в.). .
15. Каратыгин П.П. (1887—1940) — для особых поручений при командующем ВСУК и УВО (штабс-капитан, «причислен к Генштабу» в 1920), русский, беспартийный, из мещан.
16. Егоров А.И. (1883—1939) — командующий Отдельной Кавказской армией (ОКА) (полковник, «причислен к Генштабу» в 1920), русский, член РКП(б), из мещан.
17. Пугачев С.А. (1889—1939) — начальник штаба ОКА (Генштаба капитан), русский, беспартийный, дворянин, из семьи учителя гимназии.
18. Шорин В.И. (1870—1938) — командующий Туркестанским фронтом (полковник), русский, беспартийный, из мещан.
19. Какурин Н.Е. (1883—1936) — помощник командующего Туркестанским фронтом (Генштаба полковник 1910), русский, член РКП(б), дворянин.
20. Шафалович Ф.П. (1884—1952) — начальник штаба Туркестанского фронта (Генштаба подполковник 1913), русский (из обрусевших литовцев), беспартийный, из мещан.
21. Уборевич И.П. (1896—1937) — командующий 5-й Отдельной армией, Восточно-Сибирским военным округом (подпоручик артиллерии в/в, неоконченный Политехнический ин-т), литовец, из крестьян, член РКП (б).
22. Любимов В.В. (1884—19??) — начальник штаба 5-й Отде-лыюй армии {Генштаба подполковник 1914), русский, беспартийный, из мещан.
23. Гиттис В.М. (1881 —1938) — командующий Петроградским военпым округом (ПВО) (полковник), из обрусевших латышей, беспартийный, из мещан.
24. Александров А.К. (1876—193?) — помощник командующего ПВО (генерал-майор Генштаба 1904), русский, сын офицера.
25. Энден М.М. (1887—1937) — начальник штаба ПВО (Генштаба капитан л.-г. 1-й Артиллерийской бригады, переведен в Генштаб в 1917), немец, беспартийный, дворянин.
26. Муралов Н.И. (1873—1937) — командующий Московским военным округом (МВО) (солдат), русский, член РКП(б), из служащих.
27. Соколов В.Н. (1896—1939), помощник командующего МВО (подпоручик в/в, учился в Саратовском университете), русский, член РКП(б), сын народного учителя.
28. Алафузо М.И. (1891 —1937) — начальник штаба МВО (капитан, «причислен к Генштабу» в 1918), русский, беспартийный, из семьи морского офицера.
' 29. Ворошилов К.Е. (1881 —1969) — командующий Северо-Кавказским военным округом (СКВО), русский, член РКП(б), из рабочих.
Книговик, ,
31. Перемытое А.М. (1888—1938) — начальник штаба СКВО (Генштаба капитан, переведен в Генштаб в 1917), русский, беспартийный, из мещан.
32. Оськин Д.П. (1892—1934) — командующий Приволжским военным округом (ПриВО) (штабс-капитан в/в), русский, член РКП (б), из мещан.
33. Артеменко Н.Ф. (1889—1937) — помощник командующего ПриВО (штабс-капитан в/в), русский, член РКП(б), из служащих.
34. Кадомский Д.П. (1867—19??) — начальник штаба ПриВО (Генштаба генерал-майор 1894), русский (из обрусевших поляков), беспартийный, из дворян.
35. Мрачковский С.В. (1888—1937) — командующий Запад
но-Сибирским военным округом489, обрусевший поляк, член РКП(б), из рабочих. ■
36. Артемьев К.П. (1883—1938) — начальник штаба Запад-но-Сибирского военного округа (Генштаба подполковник 1914), русский, беспартийный, дворянин (из древнего рода).
37. Петин Н.Н. (1876—1937) — помощник главкома по Сибири (Генштаба полковник 1907), русский, беспартийный, дворянин.
38. Афанасьев Ф.М. (1883—1935) — начальник штаба помощника главкома по Сибири (Генштаба полковник 1913), русский, беспартийный, из мещан.
39. Панцержанский Э.С. (1887—1937) — помощник главкома по Морским силам (лейтенант флота), поляк, беспартийный, из служащих.
40. Домбровский А.В. (1882—1954) — начальник штаба ВМС РККА (Генштаба капитан 1-го ранга), поляк, беспартийный, дворянин.
41. Викторов М.В. (1892—1938) — начальник Морских сил Балтийского моря (лейтенант), русский, дворянин, беспартийный.
42. Векман А.К. (1884—1955) — начальник Морских сил Черного моря (капитан 2-го ранга), немец, дворянин, беспартийный.
43. Шейдеман Ю.М. (1867—1940) — начальник артиллерии
РККА (генерал-лейтенант Генштаба), немец (обрусевший), дворянин, беспартийный. .
44. Брусилов А.А. (1853—1926) — инспектор кавалерии РККА (генерал от кавалерии), русский, беспартийный, дворянин.
45. Сергеев А.В. (1893—1933) — начальник Главвоздухфлота Республики, русский, член РКП (б), из рабочих.
46. Петражицкий И.И. (1892—19??) — помощник начальника Главвоздухфлота Республики (подполковник авиации, Донской политехнический ин-т, артиллерийское училище, Качинская авиашкола), поляк, беспартийный, из дворян.
47. Новицкий Ф.Ф. (1870—1944) — начальник штаба Главвоздухфлота Республики (Генштаба генерал 1895), обрусевший поляк, беспартийный, дворянин (из древнего польского рода).
48. Буденный С.М. (1883—1973) — командующий Первой Копной армией490 (вахмистр), русский, член РКП(б), из иногородних крестьян.
49. Балтийский А.А. (1870—1939) — военный советник Председателя РВСР (генерал-лейтенант Генштаба и Морского Генштаба), русский, сын офицера.
50. Сытин П.П. (1870—1938) — военный советник П|юдседателя РВСР (генерал-майор Генштаба), русский, сын военного чиновника.
51. Беренс Е.А. (1876—1928) — для особо важных поручений при Председателе РВСР (капитан 1-го ранга Морского Генштаба), немец, дворянин.
52. Блюхер В.К. (1890—1938) — командующий Народно-революционной армией ДВР (унтер-офицер), русский, член РКП (б), из крестьян.
53. Токаревский В.К. (1882—1929) — начальник штаба Народно-революционной армии ДВР (Генштаба полковник), поляк (обрусевший), беспартийный, из семьи офицера.
54. Примаков В.М. (1897—1937) — командир Первого конного корпуса, сын учителя, член РКП(б), украинец.
55. Котовский Г.И. (1881 —1925) — командир Второго конного корпуса, член РКП(б), из мещан, русский.
56. Свечин А.А. (1878—1938) — профессор Военной академии РККА (генерал-майор Генштаба 1903), беспартийный, дворянин (древний род, XIV в.), русский.
57. Снесарев А.Е. (1867—1937) — профессор Военной академии РККА (генерал-лейтенант Генштаба 1899), беспартийный, сын священника, русский (из донских казаков).
58. Верховский А.И. (1886—1938) — профессор Военной академии РККА (генерал-майор Генштаба 1911), беспартийный, дворянин.
«Меритарное» положение вышеперечисленных «генералов» неравноценно. Наибольшим авторитетом в военной элите и в Красной Армии пользовались Тухачевский, Лебедев, Каменев, Буденный, Егоров, Уборевич, Фрунзе. «Харизматическими» лидерами РККА уже считались Тухачевский и Буденный491. Остальные «генералы» прошли испытание Гражданской войной и вполне заслуженно занимали свои должности.
В целом можно считать, что к маю 1922 г. в «номенклатурную» военную элиту вошла «меритарная». В то же время следует отметить, что это была не вся «меритарная» военная элита Красной Армии. Вне соответствующей «номенклатуры» остались некоторые «генштабисты-профессора», а также значительная часть так называемых «героев Гражданской войны».
Статистический социокультурный анализ дает следующие результаты.
Из 58 «генералов» 36 были русскими (69%), 5 — немцами (ок. 10%), 6 — поляками (11%), 2 — латышами (4%), 1 —
молдаванином (2%), 1 —эстонцем (2%), 1 — азербайджанцем
(2%). ’
По социальному происхождению 21 «генерал» были дворянами (40%), в том числе 6 из древних родов (11%), 5 — из офицерских семей (ок. 10%), 7 — из служащей интеллигенции (13*5%), 13 — из мещан (25%), 4 — из крестьян (ок. 8%), 2 — из рабочих (4%), 1 — из унтер-офицерской семьи (2%).
Средний возраст этих «генералов» — 39 лет. От 26 до 30 лет — 6 «генералов» (11%). От 31 года до 40 лет — 29 (56%). От 41 года до 50 лет — 11 «генералов» (21%). От 51 года до 60 лет — 5 (ок. 10%). Свыше 60 лет — 2 «генерала» (4%). Таким образом, 35 «генералов» были в возрасте до 40 лет (67%).
42 «генерала» (ок. 80%) — кадровые офицеры старой армии, в том числе 10 бывших генералов (19%), 21 подполковники й полковники (40,4%) и 11 младших офицеров от подпоручика до капитана (21%). .
4 были офицерами военного времени (7,6%); 3 — бывшими унтер-офицерами старой армии (5,8%); 1 был солдатом (2%); 3 не служили в старой армии (5,8%).
Среди «генералов» из бывших кадровых офицеров старой армии 9 вышли из императорской лейб-гвардии (17%) и 5 были морскими офицерами (ок. 5%).
Из 52 «генералов» 29 (56%) были «генштабистами» старой армии. Кроме того, 4 (ок. 8%) были «причислены к Генштабу» в 1920—1922 гг. В общей сложности, таким образом, было 33 «генштабиста» (64%).
Без военного образования было 10 человек (19%).
Из всех перечисленных генералов — всего 14 членов партии (26%). '
Следует обратить внимание и еще на один специфический «параметр»: «креатурные» характеристики «генералов». Группа «генералов», занимавшая «выдающееся» положение (выше они были перечислены), уже имела своих «клиентов», или «вассалов». Пользуясь более современными выражениями, свои «креатуры». Таковые были и у некоторых ведущих политических деятелей.
В составе 52 «генералов» 2 являлись «креатурами» Ленина (С. Каменев и М. Фрунзе), у которых в свою очередь имелись свои «креатуры» в составе военной элиты.
У С. Каменева было 2 «креатуры» (П. Лебедев и В. Гиттис).
П. Лебедев, в свою очередь, имел тоже 3 «креатуры» в военной элите. Вместе с С. Каменевым это 6 генералов (11%).
М. Фрунзе имел в составе военной элиты 4 «креатуры». Вместе с ним это составляло ок. 8%.
С некоторыми оговорками можно считать «креатурой» Каменева, а значит, Ленина, еще одного «генерала» — В. Шорина, а также его «креатуру» Ф. Афанасьева. Иными словами, еще двух.
В целом, так или иначе, прямо или косвенно «ленинскими» можно считать, таким образом, 13 «генералов».
5 «генералов» можно считать, так или иначе, «креатурами» Тухачевского. Вместе с ним это составляло ок.10%.
Поскольку первоначальный толчок в революционной военной карьере Тухачевскому дал тоже Ленин, хотя к 1922 г. Тухачевский являлся вполне самостоятельной военно-политической фигурой, то его 5 «креатур», можно сказать, примыкали к «ленинским». Всего получалось — 18 (ок. 35%).
3 «генерала» были «креатурами» Сталина (А. Егоров, К. Ворошилов, И. Уборевич). В свою очередь, по одной «креатуре» было у Егорова и Ворошилова. Всего, таким образом, к «сталинистам» можно отнести 5 «генералов» (ок. 10%).
«Генералами», не скрывавшими своей преданности Л. Троцкому, были Н. Муратов и С. Мрачковский со своими начальниками штабов. Всего — 4 «генерала». Это состашшло 8%.
Таким образом, обычных штатных назначенцев, не являвшихся определенно выраженными чьими-либо «креатурами», оставатось, если исключить «вождей Красной Армии» Тухачевского и Буденного, 12 «генералов».
Итак, судя по проведенному «креатурному» анализу, можно считать, что в 1922 г. в военной элите лишь 2 «генерала» являлись самоценными и самодостаточрудми военно-политическими величинами — Тухачевский и Буденный (4%).
27 «генералов», так или иначе, быди уже ангажированы поли тическими лидерами — Лепиным, Статным, Троцким (ок. 52%).
12 «генералов» яалялись просто функционерами-профессио-налами, как бы находящимися «вне политики» (23%).
К апрелю 1923 г., после нового цикла организационных перестроек состав и структура управления основными звеньями Красной Армии изменились. Была расформирована Народно-революционная армия Дальневосточной республики, а территория
Западно-Сибирского военного округа была включена в состав Приволжского военного округа. Это сказалось на численности и составе советской военной элиты.
К апрелю 1923 г. в советскую военную элиту входили:
1. Каменев С.С. (1881 —1936) — главком (Генштаба полковник), русский, сын офицера.
2. Лебедев П.П. (1873—1933) — начальник Штаба РККА (Генштаба генерал-майор, из л.-г. Московского полка), русский, дворянин.
3. Шапошников Б.М. (1882—1945) — 1-й помощник начальника Штаба РККА (Генштаба полковник), русский, из мещан.
4. Гарф Е.В. (1884—1938) — 2-й помощник начальника Штаба РККА (Генштаба полковник, из лейб-гвардии Егерского полка), немец, дворянин.
5. Хвощинский Г.Н. (1878—1928) — для особых поручений при начальнике Штаба РККА (Генштаба генерал-майор, л.-г. 3-й артиллерийской бригады, л.-г. Егерского полка), русский, дворянин (XVII в.).
6. Шах-Тахтинский С.Г. (1889—19??) — временный начальник Управления по начальствующему составу Штаба РККА (капитан л.-г.
3-й стрелковой артиллерийской бригады), азербайджанец, дворянин (из беков).
7. Балтийский А.А. (1870—1939) — военный советник Председателя РВСР (Генштаба генерал-лейтенант), русский, сын офицера.
8. Сытин П.П. (1870—1938) — военный советник Председателя РВСР (Генштаба генерал-майор), русский, сын военного чиновника.
9. Беренс Е.А. (1876 — 1928) — для особо важных поручений при Председателе РВСР (Морского Генштаба капитан 1-го ранга), немец, дворянин.
10. Знаменский А.А. (1886—1937) — начальник ВВС РККА
(без военного образования), русский, из служащих (или из семьи священника), член РКП(б). '
11. Петражицкий И.И. (1892—19??)— помощник начальника ВВС РККА (подпоручик авиации военного времени), поляк, из служанщх.
12. Новицкий Ф.Ф. (1870—1944) — начальник штаба ВВС РККА (Генштаба генерал-майор), поляк (обрусевший), дворянин.
13. Брусилов А.А. (1853—1926) — инспектор кавалерии РККА (Генштаба генерал от кавалерии), русский, дворянин.
14. Шейдеман Ю.М. (1867—1940) — инспектор артиллерии РККА (Генштаба генерал-лейтенант), немец, дворянин.
15. Вацетис И.И. (1873—1938) — командующий «германской Красной Армией» (Генштаба полковник), латыш, из крестьян.
16. Тухачевский М.Н. (1893—1937) — командующий Западным фронтом (подпоручик-капитан л.-г. Семеновского полка, «причислен к Генштабу»), русский, дворянин (XIII в.), член РКП(б).
17. Чериавин В.В. (1859—1938) — помощник командующего Западным фронтом (Генштаба генерал-лейтенант, из л.-г. 4-го стрелкового полка), русский, дворянин.
18. Меженинов С.А. (1890—1937) — начальник штаба Западного фронта (Генштаба капитан л.-г. Литовского полка), русский, дворянин (XVI в.).
19. Виноградов А.Н. (1882—19??) — для особых поручений при командующем Западным фронтом (Генштаба подполковник), русский, из служащих.
20. Фрунзе М.В. (1885—1925) — командующий ВСУК и Украинским военным округом («причислен к Генштабу»), молдаванин, из семьи фельдшера, член РКП (б).
21. Зйдемаи Р.П. (1895—1937) — 1-й помощник командующего ВСУК и УВО (подпоручик военного времени), латыш, сын учителя, член РКП (б).
22. Соллогуб Н.В. (1883—1937) — 2-й помощник командующего ВСУК и УВО (Генштаба полковник, из л.-г. 2-го стрелкового полка), обрусевший поляк, дворянин (из литовско-польского рода (XV в.).
23. Андерс А.К. (1880—1938) — начальник штаба ВСУК и УВО (Генштаба полковник), немец, сын офицера.
24. Каратыгин П.П. (1887—1940) — для особых поручений при командующем ВСУК и УВО (штабс-капитан, «причислен к Генштабу»), русский, из мещан.
25. Муралов Н.И. (1877—1937) — командующий Московским военным округом (из солдат), русский, из служащих, член РКП(б).
26. Алафузо М.И. (1891 —1937) — начальник штаба МВО (капитан, «причислен к Генштабу»), русский, сын офицера.
27. Егоров А.И. (1883—1939) — командующий ОКА — Отдельной Кавказской армией (подполковник-полковник, «причислен к Генштабу»), русский, из мещан, член РКП(б).
28. Пугачев С.А. (1889—1939) — начальник штаба ОКА (Генштаба капитан),.русский, сын учителя гимназии.
29. Корк А.И. (1887—1937) — командующий Туркестанским фронтом (Генштаба подполковник), эстонец, из крестьян-батраков.
30. Кирпичников А.В. (1887—19??) — начальник штаба Туркестанского фронта (Генштаба штабс-капитан или капитан), русский, из мещан.
31. Уборевич И.П. (1896—1937) — командующий 5-й отдельной армией (подпоручик артиллерии военного времени, «причислен к Генштабу»), литовец, из крестьян, член РКП (б).
32. Артемьев К.П. (1883—1938) — начальник штаба 5-й Отдельной армии (Генштаба подполковник), русский, дворянин (XVI в.).
33. Петин Н.Н. (1877—1937) — командующий Сибирским военным округом (Генштаба полковник), русский, дворянин.
34. Молкочанов М.В. (1877—1924) — начальник штаба Сибирского военного округа (Генштаба подполковник), русский, из мещан.
35. Гиттис В.М. (1880—1938) — командующий ПВО —' Петроградским военным округом (полковник), латыш (обрусевший), из мещан.
36. Шорин В.И. (1870—1938) — помощник командующего ПВО (полковник), русский, из мещан.
37. Энден М.М. (1887—1937) — начальник штаба ПВО (Генштаба капитан, л.-г. 1-й артиллерийской бригады), немец, дворянин.
38. Ворошилов К.Е. (1881 —1969) — командующий СКВО — Северо-Кавказским военным округом (не служил), русский, из рабочих, член РКП (б).
39. Левандовский М.К. (1890—1938) — помощник командующего СКВО (штабс-капитан), поляк, сын унтер-офицера, член РКП(б).
40. Перемытое А.М. (1888—1938) — начальник штаба СКВО (Генштаба капитан), русский, из мещан.
41. Буденный С.М. (1883—1973) — командующий Первой конной армией (вахмистр), русский, из крестьян, член РКП (б).
42. Щелоков Н.К. (1887—1941) — начальник штаба Первой коиной армии (полковник), русский, из казаков.
43. Оськин Д.П. (1892—1934) — командующий Приволжским военным округом (штабс-капитан военного времени), русский, из служащих, член РКП (б).
44. Кадомский Д.П. (1867—19??) — начальник штаба ПриВО (Генштаба генерал-майор), русский, из мещан.
45. Панцержанский Э.С. (1887—1937) — начальник ВМС РККА (лейтенант флота), поляк, из служащих.
46. Домбровский А.В. (1882—1954) — начальник штаба ВМС РККА (Генштаба капитан 1-го ранга), поляк, дворянин.
47. Викторов М.В. (1894—1938) — командующий Морскими силами Балтийского моря (лейтенант флота), русский, дворянин.
48. Векман А.К. (1884—1955) — командующий Морскими силами Черного моря (капитан 2-го ранга), немец, дворянин.
Как это видно из сопоставления списка персоналий, состав военной элиты к марту 1923 г. в целом остался неизменным.
В ее состав были введены Корк, сменивший Шорина в должности командующего Туркестанским фронтом, Андерс, новый начальник штаба ВСУК и УВО, Знаменский, возглавивший вместо Сергеева ВВС РККА, и новый его помощник Петражицкий.
Из 48 «генералов» теперь 29 были русскими (60%), 6 поляков (12%), 6 немцев (12%), 3 латыша (6%), 1 литовец (2%), 1 эстонец (2%), 1 молдаванин (2%), 1 азербайджанец (2%). По сравнению с маем 1922 г. несколько снизился % русских в составе военной элиты.
4 «генерала» в возрасте до 30 лет (8%). 22 генерала имели возраст от 31 года до 40 лет (45%) . 14 «генералов» — от 41 года до 50 лет (29%). 6 «генералов» — от 51 года до 60 лет (12%). 2 «генерала» — свыше 60 лет (4%). Средний возраст «генералов»— 41 год. Таким образом, средний возраст военной элиты — немного старше.
По социальному происхождению 18 «генералов» были дворянами (св. 37%), в том числе 6 из древних родов (12%); 5 из офицерской семьи (10%), 9 из служащей интеллигенции (св. 18%), 9 из мещан (св. 18%), 4 из крестьян (8%), 1 из рабочих (2%), 1 из казаков (2%), 1 сын унтер-офицера (2%). Социальный состав остался почти неизменным.
39 «генералов» были из кадровых офицеров старой армии (81%) и имели нормальное военное образование (военное училище мирного времени).
9 из них были генералами (св. 18%), 18 подполковниками и Полковниками (37%) и 11 — офицеры от подпоручика до капитана (22,9%), в том числе 9 вышли из императорской лейб-гвардии (18%) и 4 морских офицера (8%).
29 «генералов» окончили Академию Генерального штаба (в том числе 4 были «причислены к Генштабу» в 1920— 1922 гг.) (60%).
3 «генерала» были офицерами военного времени (1 «причислен; к Генштабу») (6%).
2 из солдат (4%) и 2 не служили (1 «причислен к Генштабу») (4%). ;
Всего «генштабистов» среди «генералов» было 31 (64,5%). В целом их доля среди «генералов» почти не изменилась по сравнению с 1922 г.
Из 48 «генералов» 11 были членами партии (22,9%). Доля «партийных» среди «генералов» сократилась на 10%. Соответственно, ок. 80% «генералов» были беспартийными. В 1922 году они составляли 74%.
«Креатурные» параметры остались неизменными. Вместо выбывшего Н. Какурина в составе военной элиты оказалась фигура А. Корка — «креатуры» М. Тухачевского и С. Каменева, хотя относительно увеличилась доля «креатур» Тухачевского (17%) ив целом «ленинистов» (54%).
Таким образом, 77,8% «генералов» оказались ангажированными ведущими политическими деятелями.
2
Командный состав и военная элита Западного фронта в 1922—1924 гг.
Социокультурная среда комсостава и военной элиты Западного фронта была, несомненно, одним из информационных и социоментальных «полей», где формировалась и аккумулировалась «бонапартистская легенда» и «наполеоновская репутация» Тухачевского.
Особого внимания заслуживают обстоятельства возвращения Тухачевского на должность командующего Западным фронтом 24 января 1922 г. Выступления Троцкого в это время, в которых нарочито говорилось о подготовке новой интервенции с Запада против Советской России, как бы мотивировали это событие. Однако, согласно разведсводке ИНО ВЧК от 10 февраля 1922 г., никаких определенных намерений со стороны Польши начать военные действия против РСФСР не бьио замечено492. Более того, в разведсводке ИНО ВЧК от 13 апреля 1922 г. сообщалось: «Польша не намерена в своей русской политике идти рядом с Румынией, напротив, она определенно склоняется к русофильской политике Балтийских государств. Польша считает, что в случае вторжения советских войск в Румынию, поскольку это будет результатом провокации со стороны Врангеля, поляки должны сохранить нейтралитет»1.
Таким образом, несмотря на всю сложность и напряженность отношений между РСФСР и Польшей, советское руководство не имело достаточных оснований для того, чтобы ожидать нападения Польши на Советскую Россию в 1922 г. Гораздо большее беспокойство могли вызывать отношения РСФСР с Румынией. Согласно уже цитировавшейся разведсводке ИНО ВЧК от 10 февраля 1922 г., опиравшейся на информацию из зарубежных правительственных кругов, «в румыно-русских взаимоотношениях назревает очень серьезный конфликт-»493 494. Конфликт этот, как полагали в западных политических кругах, вызван был отказом румынского правительства удовлетворите требования РСФСР, «чтобы обе договаривающиеся стороны объявили о своем взаимном нейтралитете. Румыния не могла пойти на это предложение ввиду того, что она связана договором с Польшей, согласно которому в случае нападения Красной Армии на Польшу Румыния должна объявить войну Совроссии. Нежелание Румынии дать обещание о нейтралитете и было главным образом причиной разрыва между ней и Совроссией-»495. В этом контексте вновь всплыл вопрос о Бессарабии и ее возвращении в состав Советской Украины:
Таким образом, обострение советско-румынских отношений провоцировалось опасением, что Красная Армия собирается напасть на Польшу. Врангелевская разведка, в свою очередь, прямо обвиняла советское руководство в провокационных действиях. Весьма показательна информация начальника Константинопольского информационного пункта русской армии генерала Врангеля генерал-майора Глобачева по результатам разведывательной работы в Советской России от 26 марта 1922 г. В ней, в частности, говорилось об усилении «самых нелепых слухов, распускаемых в беженской среде советскими агентами. Передаются слухи о том, что 26 марта должен последовать приказ о возглав-зении великим князем Николаем Николаевичем всего Белого движения, о предстоящей в связи с этим мобилизации, о возобновлении активных действий белых армий против Советской России... В общем, — заключал генерал, — все эти слухи имеют целью создать впечатление, что предстоит возобновление военных действий против Советской России. Муссируемые советскими агентами, эти слухи как достоверные передаются в Совдепию, где служат материалом для воинственных речей Троцкого и других коммунистов-империалистов, замышляющих новую военную авантюру и нуждающихся для борьбы с «демобилизационным настроением», охватившим часть компартии, в доказательствах, что усиление Красной Армии необходимо ввиду предстоящей интервенции»1.
В западных политических кругах и во врангелевском руководстве считали еще в начале февраля 1922 г., что, «развивая свою агитацию и доказывая, что Антанта вредит России, большевики утверждают, что Советское правительство создает могучую русскую армию, которая могла бы посчитаться с врагами России»496 497 498. Следует отметить, что на Западе и во врангелевском руководстве знали о якобы состоявшемся в Москве «тайном заседании Главного командования, на котором обсуждались меры подготовки к будущей войне с Польшей и Румынией, которая якобы должна будет вспыхнуть весной 1922 г.»'1. На основании информации своей агентуры разведка Врангеля сообщала о «решении Советского правительства начать активные военные действия на Польском и Румынском фронтах после окончания распутицы», утверждая, что данные сведения вполне достоверны499.
В разведсводке от 13 апреля 1922 г. сообщаюсь о том, как представляют себе планы и намерения Советского правительства и командования Красной Армии на Западе. Там были убеждены, что «главное ядро Красной Армии с большими массами кавалерии сосредоточено в районе Смоленска. Южная группа Красной Армии сосредоточена у Днестра и снабжена с избытком артиллерией. По заяалению представителей Врангеля, Красная Армия в случае победоносного похода на Польшу будет продвигаться на Верхнюю Силезию»1. При этом характерно, что «в’Париже (и не только в политических кругах, но и в Главном штабе) верят в русскую опасность, в возможное наступление Красной Армии, во всеуничтожающее нашествие голодных масс, двинутых советской властью против Польши и Румынии»500 501. В разведсводке ИНО сообщалось, что «французский Генеральный штаб только о том и мечтает, чтобы какой-нибудь провокацией вызвать военные действия со стороны России... чтобы окружить новую войну против России ореолом борьбы за право и справедливость»502. Однако в информации ИНО ВЧК в то же время отмечалось, что «определенных агрессивных планов Франция не имеет, по крайней мере до выяснения результатов Генуэзской конференции»503. Кроме того, говорилось, что «о поддержке русских контрреволюционеров говорят как о единственной мере для подготовки союзников на случай войны с Россией, причем, однако, здесь высказываются против преувеличения этой поддержки»504. По сообщению руководства ИНО ВЧК, «шумиху об интервенции французы объясняют: 1) докладной запиской Фоша, представленной Пуанкаре по случаю обсуждения военных кредитов в палате; в этой записке Фош указывает на необходимость всестороннего контроля военных сил России; французы допускают возможность, что записка попала в руки Советского правительства; 2) недобросовестностью некоторых агентов советской разведки, заинтересованных в том, чтобы раздуть опасность и получить новый кредит на военную информацию»505. Итак, вновь речь шла об опасениях Запада на предмет агрессии Советской России против Польши и Румынии, а не наоборот.
Однако, насколько позволяют судить об этом разведдонесения и разведсводки ИНО-ВЧК, ни Польша, ни Врангель не проявляли стремления к войне и интервенции к 24 января 1922 г. 13 апреля 1922 г. ИНО ВЧК информировал советское руководство о том, что Польша не желает вооруженного столкновения.
............-■ G. M И ИАКОВ ........■
На основании последних разведданных ИНО утверждал, что во Франции «предприятие Врангеля считается проигранным. Даже Румыния отказалась от союза с Врангелем, не желая из-за этого вступать в конфликт с Россией»1. Кроме того, считали, что «франко-сербские деньги обеспечивают существование армии Врангеля на несколько месяцев и, возможно, что благодаря этим деньгам Врангелю придется отказаться от своих наступательных планов и ограничиться выжиданием событий в России»506 507 508.
Что касается интервенционистских намерений П. Врангеля, то слухи о них появились в начале марта 1922 г. Очевидно, они имели под собой и достаточно конкретные основания: еще в январе 1922 г. началось составление списков личного состава русской армии, регистрация всех бывших военных чинов белых армий и возможностей русского белого флота. Уже к 10 февраля 1922 г. ИНО ВЧК был проинформирован своей агентурой о дислокации частей русской армии, переброшенной к началу 1922 г. на Балканы для последующего наступления против Советской России'1. Было известно, что «высадку войск Врангель предполагает в двух пунктах: 1) в бухте Жуглы на Кавказе, севернее Поти, иди южнее Новороссийска, где местность наиболее удобна для легкого подъезда и завязывания связи с повстанцами Пржевальского; 2) в Бессарабии по линии Днестра в 60 верстах от Бендер, где в районе Тирасполя существует повстанческая организация профессора Байкова, объединяющая остатки карательной экспедиции, сформированной еще при генерале Шиллинге. Высадке на Кавказе должно будет предшествовать восстание»509 510.
В конце апреля 1922 г. ИНО ВЧК стало известно и о последних подготовительных мерах Врангеля. Уже в начале марта 1922 г. «вопрос о возобновлении военных действий считался принципиально решенным и подлежал обсуждению...»'1. В присутствии представителей Франции, Болгарии и Сербии на совещании в Белграде 5—12 марта 1922 г. были приняты следующие решения: «Военные действия должны начаться по почину
Красной Армии. Последняя принуждена будет выступить против Польши и Румынии в том случае, если Генуэзская конференция не даст никаких результатов или если весною в России разовьется широкое повстанческое движение. Боевая готовность должна последовать к концу русской весны и началу лета, т. е. к первой половине мая». Согласно принятому оперативному плану, намечалось вторжение в Россию трех групп: «группы Врангеля с Юга, группы войск «Спасения родины» и Западной группы под командою Краснова. Все три группы будут объединены под одним командованием... Наступление предполагается вести в двух главных направлениях — на Петербург и Москву и на второстепенном — на Киев. С Юга операцию должны обеспечивать десанты. Не исключена возможность содействия французского флота как на Черном море, так и на Балтийском. Большая надежда возлагается на военное повстанческое движение»1.
Вполне определенно о высадке десантов врангелевских войск предположительно в Одессе и Новороссийске при поддержке французской эскадры стало известно ИНО ВЧК уже во второй половине марта 1922 г. 25 марта 1922 г. ИНО ВЧК информировал советское руководство о том, что «штаб Врангеля ведет лихорадочную работу по подготовке новой авантюры. Все войска из Турции переброшены в Сербию и Болгарию»511 512. В начале апреля 1922 г. на основании сведений, поступивших из Германии, ИНО ВЧК информировал о том, что «Врангель решил во что бы то ни стало начать военные действия, так как очень опасается, что к будущему году они будут немыслимы ввиду все больше и больше возрастающего желания среди беженцев возвратиться в Россию»513. Сообщалось, что Врангель «ведет переговоры с французами о предоставлении ему для военных действий и флота, который находится в настоящий момент в Бизерте»514. Указывалось, что якобы «в случае начала наступления на Россию войска будут переброшены в Бессарабию, их поддержат румыны, Петлюра и, возможно, даже сербы»'*
Однако, по оценке германской разведки, ставшей доступной ИНО ВЧК, «состояние частей армии Врангеля не такое блестящее, как то принято было считать до настоящего времени... Старший командный состав высказывается против наступательных действий против Советской России. Идея интервенции встречает наибольшее сочувствие в низшем командном составе. Всякая наступательная попытка обречена на неудачу из-за отсутствия необходимых материальных средств и вооружения, а также за неимением оперативного базиса й невозможностью создать этапные пункты»1. Германская разведка считала, что у Врангеля «все военные планы сводятся к сохранению армии, чтобы в случае решительного восстания в России двинуться туда». По мнению немцев, «отсутствие наступательных намерений у Врангеля подтверждается его нежеланием опереться на иностранную помощь»515 516.
Однако 22 апреля 1922 г. из Берлина поступило сообщение, что «весной 1922 года готовится новое врангелевское наступление на Россию и части пройдут через Восточную Пруссию — Польшу и он имеет задание начать наблюдать и сосредоточивать всех русских батраков (солдат) в Восточной Пруссии в имениях»517. Это, в сущности, единственное упоминание о связи планируемого врангелевского наступления на Советскую Россию с боевыми действиями на советско-польской границе. Однако и оно относится к весне 1922 г.
Впрочем, планируемые десантные операции в районе Одессы и Новороссийска, наступление врангелевцев совместно с петлюровцами и румынами из Бессарабии не состоялись. Планам этим не суждено было осуществиться. Попытка государственного переворота в Болгарии (или слухи о нем, спровоцированные советской агентурой), предпринятая при активном участии частей русской армии под командованием генерала А. Кутепова, вызвала арест последнего, разоружение его частей и изгнание их из Болгарии. Кроме того, удачные для Советской России итоги Генуэзской конференции, русско-германское соглашение в Ра-палло были главными факторами, разрушившими планы возоб-иовления войны белых против красных в России. Уже к июню
1922 г. возможное выступление русской армии связывалось иск-иючительно с восстаниями внутри Советской России.
В контексте всего вышесказанного о «военной тревоге» 1922 года возвращение Тухачевского на должность командующего войсками Западного таджикистанельзя рассматривать как откровенное политическое «блефование». Учитывая, что Польша сама до себе не испытывала большого желания возобновить боевые действия против РСФСР, следует рассматривать перемещение Тухачевского как угрозу начала боевых действий Красной Ар-иии против Польши в случае начала интервенционистских действий врангелевских войск на Юге России при поддержке французского флота. Таким образом, перемещение Тухачевского на Западный фронт являлось мерой стратегического характера: не эбязателыю начало войны против Польши, но как угроза наступления Красной Армии под командованием Тухачевского на Западе.
В 1922—1924 гг. в состав войск Западного фронта входили гри стрелковых корпуса: 4-й, 5-й, 16-й; две кавалерийские дивизии — 6-я и 7-я плюс 4-я отдельная кавалерийская бригада. Соответственно, в состав 4-го стрелкового корпуса входили 2-я, 5-я и 27-я стрелковые дивизии. В состав 5-го стрелкового кор-дуса входили 4-я и 8-я стрелковые дивизии. В состав 16-го стрелкового корпуса — 29-я, 33-я и 37-я стрелковые дивизии.
Следует отметить, что 16-й стрелковый корпус и его дивизии тачали развертываться лишь с лета 1922 г. еще в Приволжском мденном округе. Это были самые «молодые» соединения Запад-того фронта. Особенно 33-я и 37-я дивизии. В 1923 г. еще шел троцесс их формирования и укомплектования. 33-я стрелковая дивизия начала перебрасываться на Западный фронт из Приволжского военного округа только в сентябре 1923 г. 37-я диви-1ия в это время находилась в процессе формирования и укомп-дектования. Таким образом, 16-й стрелковый корпус во второй тодовине 1923 г. еще не был полностью развернут и, следовате-тьно, еще не представлял полноценного боевого соединения. К марту 1924 г. в его составе фактически была 29-я стрелковая Дивизия, почти полностью передислоцированная на Западный t>poHT, — 33-я стрелковая дивизия. В то же время уже в начале
1923 г. на положение территориальной была переведена в порядке эксперимента 2-я стрелковая дивизия. Лишь весной 1923 г. из Украинского военного округа на Западный фронт была переведена 7-я кавалерийская дивизия. 6-я кавалерийская дивизия была переведена в войска Западного фронта лишь после расформирования 1-й конной армии (в которую она входила) 26 октября 1923 г. Она могла появиться на Западном фронте не ранее ноября 1923 г. Таким образом, боеспособное и действенное (в военно-политическом смысле) ядро Западного димабилана протяжении всего рассматриваемого периода составляли 4-й и 5-й стрелковые корпуса в составе 5-й, 27-й, 4-й, 8-й стрелковых дивизий, управление 16-го стрелкового корпуса и 7-я кавалерийская дивизия.
Комсостав Западного фронта, если учитывать только командование и штаб фронта, командиров и начальников штабов корпусов, дивизий, полков, начальников ВВС и артиллерии фронта, а также начальников корпусной артиллерии, в 1922 г. — марте 1924 г. насчитывал свыше 320 человек. Из них 63 человека составляли командование и штаб фронта (в том числе 12 руководящих работников Разведывательного отдела штаба фронта). За редким исключением все эти лица были кадровыми офицерами старой армии. Свыше 20 из них были офицерами Генштаба старой армии. Остальные имели достаточно большую практику штабной работы в частях и соединениях.
По социальному происхождению это были в основном выходцы из дворян, служащих и интеллигенции. Свыше 70 человек являлись начальниками штабов корпусов, дивизий, полков, их помощниками и начальниками оперативно-строевых частей соответствующих штабов. За редким исключением (в основном в корпусных штабах) это были кадровые обер-офицеры старой армии без академического образования. Некоторые из них окончили Военную академию РККА в 1922 г. В основном это были выходцы из служащих и интеллигенции. Оставшиеся ок. 190 человек были командирами корпусов, дивизий, полков, начальниками корпусной или дивизионной артиллерии, помощниками указанных командиров. В подавляющем большинстве это были младшие офицеры военного времени. По социальному происхождению они были служащими, интеллигенцией, казаками, крестьянами. Однако среди них встречались лица и дворянского происхождения, даже из старинных дворянских фамилий.
Доля членов большевистской партии среди комсостава Западного фронта была сравнительно невелика. Среди фронтового командования лишь сам Тухачевский являлся членом РКП (б). Состав фронтового штаба был беспартийным (за исключением руководства Разведывательным отделом штаба). Среди командиров стрелковых корпусов И. Блажевич был беспартийным,
А. Павлов в 1923 г. был исключен из партии. П. Дыбенко уже исключался из партии, а осенью 1923 г. вновь получил партийное взыскание. Руководство и состав корпусных штабов за единичными исключениями были беспартийными. Большинство командиров дивизий являлись членами РКП (б), однако их штабы оставались беспартийными. Большинство командиров полков, их помощников и начальников полковых штабов были беспартийными. Беспартийными являлись артиллерийские и авиационные командиры.
По национальному составу или этнокультурной принадлежности 56% командного состава всех вышеозначенных уровней были великороссами (или таковыми себя считали), 23% — польско-литовско-белорусского происхождения, 9% — латыши, 8% — украинцы или кубанцы малороссийского происхождения. Кроме того, в комсоставе фронтовых соединений и частей были 4 немца, 4 еврея, 3 эстонца, 2 армянина, 1 грузин. Они вместе составили ок. 4%.
. Следует отметить, что те или иные этнокультурные группы доминировали в отдельных соединениях фронта. Так, в 27-й стрелковой дивизии и отчасти в 5-й преобладала польско-литовско-белорусская этнокультурная группа. 2-я стрелковая дивизия считалась белорусской по этнокультурному составу. В целом, можно сказать, указанная этнокультурная группа доминировала в 4-м стрелковом корпусе. .
В 4-й стрелковой дивизии заметную роль играли латыши, хотя в целом в 5-м стрелковом корпусе доминировал великорусский этнокультурный алемент (впрочем, в его составе могло находиться много белорусов и украинцев, считавших себя великороссами).
В кавалерийских соединениях этнокультурный состав был представлен в основном казаками (донскими, кубанскими, «Иногородними») и украинцами.
Командиры корпусов, дивизий, полков, батальонов, их заместители, разные по своей этнокультурной ментальной ориентации, в подавляющем большинстве принадлежали к «золотопогонникам» — младшему офицерству военного времени, которое и оказалось вызванным к жизни Мировой и Гражданской войнами. Одни из них, вчерашние студенты или гимназисты, выходцы из обеспеченных дворянских, мелкобуржуазных семей, из интеллигенции, из служащих, получили офицерский чин, пройдя ускоренный курс подготовки в военных училищах и школах прапорщиков. Другие, из унтер-офицеров и фельдфебелей, были произведены в офицеры за храбрость или по выслуге лет во время войны. В поведении, нравственной и социокультурной ориентации этих офицеров военного времени были общие черты, но и различия, обусловленные их разнородным социальным и этнокультурным происхождением. Через войны и через офицерские погоны они оказались приобщенными к традиционной, привычной, скрыто-желанной, хотя и привычно-ненавистной социокультурной атмосфере Российской империи. Несомненно, было определенное чувство сожаления, что им не довелось прочувствовать морально-психологическое удовлетворение от вхождения в эту социальную элиту России — «офицерство». Старая Россия оказалась разрушена революцией. Хотя вполне объяснимое удоатетворение от этого крушения «старого», несправедливого мира, с еще большей несомненностью охватываю все их существо. Невозможность покрасоваться в «золотых погонах», обретая последующую легитимность от продвижения по военной службе при «старом режиме», сполна компенсировалась открывшейся широкой возможностью в условиях «революционной войны» достать из своего «солдатского ранца маршальский жезл».
Далеко не всегда партийная принадлежность служила идеологической мотивировкой их доблести и боевой энергии и самоотверженности, а призрак грядущего «маршальского жезла», казавшегося им скоро и обязательно достижимым. Такого рода настрой усугублялся и обострялся в связи с реформами, начавшимися в Красной Армии. Они были тесно взаимосвязаны с переходом от армии «военного времени» к армии «мирного времени», с резким и значительным сокращением армии.. В ходе этого реформирования была упразднена и расформирована структура армии. Теперь фронтовому (шли военно-окружному) командованию непосредственно подчинялся командир корпуса.
Аналогичным образом было сокращено число командных звеньев в дивизии. Была упразднена структура бригады. Командующие армиями превращались в командиров корпусов, а командиры бригад переводились в категорию командиров полков, а командиры полков — в командиры батальонов. Многих охватывало разочарование, окончание войны в такой ситуации, казалось, приводит к крушению военной карьеры. «Бывают разговоры, — отмечал один политработник, характеризуя настроения такого рода командиров, — о неправильных чинопроизводствах и о том, как можно было бы быть уже поручиком, если бы не помешала революция»1. '
В этом контексте примечательны рассуждения Ю. Саблина, прапорщика военного времени. «Ведь у моего отца было имение, — размышлял он вслух, обращаясь к сослуживцу. — Большевики забрали его. А где родители — до сих пор не знаю. В царской армии я мог дослужиться до высокого офицерского звания. А теперь — что меня ждет?»518 519. А ведь Саблин был одним из творцов Октябрьской революции, сначала видным членом партии левых эсеров, затем членом РКП (б).
«Человек он был незаурядный, — вспоминал один из сослуживцев о другом прапорщике военного времени — В. Путне. — Вспоминаю его одухотворенное лицо с небольшими бакенбардами, лицо, словно сошедшее с гравюры пушкинской эпохи. На фронте сразу же проявились его блестящие командирские качества»520. В. Путна не сразу стал строевым начальником. Оказавшись в Красной Армии, бывший прапорщик и бывший художник сначала некоторое время был военным комиссаром. В таком качестве с ним в 1918 г. встретился А. Серафимович. «Передо мной открытое юное лицо политического комиссара бригады, — передавал свое впечатление писатель и журналист.— Чистый открытый лоб, волнистые светлые назад волосы и молодость, смеющаяся, безудержная молодость брызжет из голубых, радостных глаз, из молодого рдеющего румянца, от всей крепкой фигуры, затянутой в шинель и теретянутой ремнями, от револьвера и сабли»1.
Свинодемон, ,
[0][1][2][3][4][5][6][7][8][9][10][11][12][13][14][15][16][17][18][19][20][21][22][23][24][25][26][27][28][29][30][31][32][33][34][35][36][37][38][39][40][41][42][43][44][45][46][47][48][49][50][51][52][53][54][55][56][57][58][59][60][61][62][63][64][65][66][67][68][69][70][71][72][73][74][75][76][77][78][79][80][81][82][83][84][85][86][87][88][89][90][91][92][93][94][95][96][97][98][99][100][101][102][103][104][105][106][107][108][109][110][111][112][113][114][115][116][117][118][119][120][121][122][123][124][125][126][127][128][129][130][131][132][133][134][135][136][137][138][139][140][141][142][143][144][145][146][147][148][149][150][151][152][153][154][155][156][157][158][159][160][161][162][163][164][165][166][167][168][169][170][171][172][173][174][175][176][177][178][179][180][181][182][183][184][185][186][187][188][189][190][191][192][193][194][195][196][197][198][199][200][201][202][203][204][205][206][207][208][209][210][211][212][213][214][215][216][217][218][219][220][221][222][223][224][225][226][227][228][229][230][231][232][233][234][235][236][237][238][239][240][241][242][243][244][245][246][247][248][249][250][251][252][253][254][255][256][257][258][259][260][261][262][263][264][265][266][267][268][269][270][271][272][273][274][275][276][277][278][279][280][281][282][283][284][285][286][287][288][289][290][291][292][293][294][295][296][297][298][299][300][301][302][303][304][305][306][307][308][309][310][311][312][313][314][315][316][317][318][319][320][321][322][323][324][325][326][327][328][329][330][331][332][333][334][335][336][337][338][339][340][341][342][343][344][345][346][347][348][349][350][351][352][353][354][355][356][357][358][359][360][361][362][363][364][365][366][367][368][369][370][371][372][373][374][375][376][377][378][379][380][381][382][383][384][385][386][387][388][389][390][391][392][393][394][395][396][397][398][399][400][401][402][403][404][405][406][407][408][409][410][411][412][413][414][415][416][417][418][419][420][421][422][423][424][425][426][427][428][429][430][431][432][433][434][435][436][437][438][439][440][441][442][443][444][445][446][447][448][449][450][451][452][453][454][455][456][457][458][459][460][461][462][463][464][465][466][467][468][469][470][471][472][473][474][475][476][477][478][479][480][481][482][483][484][485][486][487][488][489][490][491][492][493][494][495][496][497][498][499][500][501][502][503][504][505][506][507][508][509][510][511][512][513][514][515][516][517][518][519][520][521][522][523][524][525][526][527][528][529][530][531][532][533][534][535][536][537][538][539][540][541][542][543][544][545][546][547][548][549][550][551][552][553][554][555][556][557][558][559][560][561][562][563][564][565][566][567][568][569][570][571][572][573][574][575][576][577][578][579][580][581][582][583][584][585][586][587][588][589][590][591][592][593][594][595][596][597][598][599][600][601][602][603][604][605][606][607][608][609][610][611][612][613][614][615][616][617][618][619][620][621][622][623][624][625][626][627][628][629][630][631][632][633][634][635][636][637][638][639][640][641][642][643][644][645][646][647][648][649][650][651][652][653][654][655][656][657][658][659][660][661][662][663][664][665][666][667][668][669][670][671][672][673][674][675][676][677][678][679][680][681][682][683][684][685][686][687][688][689][690][691][692][693][694][695][696][697][698][699][700][701][702][703][704][705][706][707][708][709][710][711][712][713][714][715][716][717][718][719][720][721][722][723][724][725][726][727][728][729][730][731][732][733][734][735][736][737][738][739][740][741][742][743][744][745][746][747][748][749][750][751][752][753][754][755][756][757][758][759][760][761][762][763][764][765][766][767][768][769][770][771][772][773][774][775][776][777][778][779][780][781][782][783][784][785][786][787][788][789][790][791][792][793][794][795][796][797][798][799][800][801][802][803][804][805][806][807][808][809][810][811][812][813][814][815][816][817][818][819][820][821][822][823][824][825][826][827][828][829][830][831][832][833][834][835][836][837][838][839][840][841][842][843][844][845][846][847][848][849][850][851][852][853][854][855][856][857][858][859][860][861][862][863][864][865][866][867][868][869][870][871][872][873][874][875][876][877][878][879][880][881][882][883][884][885][886][887][888][889][890][891][892][893][894][895][896][897][898][899][900][901][902][903][904][905][906][907][908][909][910][911][912][913][914][915][916][917][918][919][920][921][922][923][924][925][926][927][928][929][930][931][932][933][934][935][936][937][938][939][940][941][942][943][944][945][946][947][948][949][950][951][952][953][954][955][956][957][958][959][960][961][962][963][964][965][966][967][968][969][970][971][972][973][974][975][976][977][978][979][980][981][982][983][984][985][986][987][988][989][990][991][992][993][994][995][996][997][998][999][1000][1001][1002][1003][1004][1005][1006][1007][1008][1009][1010][1011][1012][1013][1014][1015][1016][1017][1018][1019][1020][1021][1022][1023][1024][1025][1026][1027][1028][1029][1030][1031][1032][1033][1034][1035][1036][1037][1038][1039][1040][1041][1042][1043][1044][1045][1046][1047][1048][1049][1050][1051][1052][1053][1054][1055][1056][1057][1058][1059][1060][1061][1062][1063][1064][1065][1066][1067][1068][1069][1070][1071][1072][1073][1074][1075][1076][1077][1078][1079][1080][1081][1082][1083][1084][1085][1086][1087][1088][1089][1090][1091][1092][1093][1094][1095][1096][1097][1098][1099][1100][1101][1102][1103][1104][1105][1106][1107][1108][1109][1110][1111][1112][1113][1114][1115][1116][1117][1118][1119][1120][1121][1122][1123][1124][1125][1126][1127][1128][1129][1130][1131][1132][1133][1134][1135][1136][1137][1138][1139][1140][1141][1142][1143][1144][1145][1146][1147][1148][1149][1150][1151][1152][1153][1154][1155][1156][1157][1158][1159][1160][1161][1162][1163][1164][1165][1166][1167][1168][1169][1170][1171][1172][1173][1174][1175][1176][1177][1178][1179][1180][1181][1182][1183][1184][1185][1186][1187][1188][1189][1190][1191][1192][1193][1194][1195][1196][1197][1198][1199][1200][1201][1202][1203][1204][1205][1206][1207][1208][1209][1210][1211][1212][1213][1214][1215][1216][1217][1218][1219][1220][1221][1222][1223][1224][1225][1226][1227][1228][1229][1230][1231][1232][1233][1234][1235][1236][1237][1238][1239][1240][1241][1242][1243][1244][1245][1246][1247][1248][1249][1250][1251][1252][1253][1254][1255][1256][1257][1258][1259][1260][1261][1262][1263][1264][1265][1266][1267][1268][1269][1270][1271][1272][1273][1274][1275][1276][1277][1278][1279][1280][1281][1282][1283][1284][1285][1286][1287][1288][1289][1290][1291][1292][1293][1294][1295][1296][1297][1298][1299][1300][1301][1302][1303][1304][1305][1306][1307][1308][1309][1310][1311][1312][1313][1314][1315][1316][1317][1318][1319][1320][1321][1322][1323][1324][1325][1326][1327][1328][1329][1330][1331][1332][1333][1334][1335][1336][1337][1338][1339][1340][1341][1342][1343][1344][1345][1346][1347][1348][1349][1350][1351][1352][1353][1354][1355][1356][1357][1358][1359][1360][1361][1362][1363][1364][1365][1366]
Отметиться